Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надо признать, речь вполне пристойная и убедительно доказывающая заботу властей о здоровье народа. Но слова ее падают в толпу, словно камень в болото, почти не оставляя после себя кругов в виде взрывов насмешливого хохота. Вернувшись домой, Жакоме говорит жене и дочери, накрывающим на стол:
– Хорошо, что мы уедем из этого глухого городишки. Должность комиссара полиции в Але – явное повышение. Але после Нима – второй по величине город в департаменте Гар, и супрефектура находится там же. Мы получим прекрасную служебную квартиру. После супруги супрефекта супруга комиссара полиции будет первой дамой города…
Такими словами Жакоме сообщает своей семье о назначении, приказ о котором он, вернувшись домой, обнаружил на своем письменном столе. Его радость по поводу отъезда из Лурда, несмотря на некоторые обстоятельства, вполне искренна. В последнюю неделю газеты полны сообщений о подвигах банды преступников, хозяйничающих между городами Ним и Але в департаменте Гар. Бандиты специализируются на железнодорожных ограблениях. Это нечто более современное, чем чудотворные источники и видения. Да и ему, криминалисту, легче бороться с железнодорожными ворами, чем с Дамой.
Первого ноября правительственный орган «Монитор» публикует известие о назначении барона Масси префектом Гренобля. Это правда. Император в приступе стыда передумал и не решился окончательно пожертвовать им и поставить на нем крест. Но департамент Изер с центром в Гренобле по тайной табели о рангах, существующей во французской администрации, почти тот же крест. Гренобль – конечная станция. Отсюда закрыт путь к блестящим правительственным дворцам в Париже. С этой мечтой барону приходится распроститься. Но префектом он все же остается. Дама мстит за себя не слишком жестоко.
Хуже всех приходится прокурору Виталю Дютуру. Его должность остается за ним. Его никуда не переводят, а приговаривают остаться на прежнем месте. День за днем прокурор с унылым лицом и сверкающей лысиной тащится по площади Маркадаль к зданию суда и обратно. Дважды в день появляется в кафе «Французское». Волей-неволей выслушивает из уст Дюрана вычитанные в газетах новости и делит общество с банально-провинциальными юристами, офицерами и мелкими буржуа. Для него уже праздник, когда удается уязвить ренегатов Эстрада или Кларана какой-нибудь заносчивой колкостью.
Семнадцатого ноября в одиннадцать часов по Лурду неожиданно разносится звон колоколов церкви Святого Петра. Это означает: его преосвященство монсеньор Лоранс при всем желании не может долее отрицать факт появления Дамы. Все поставленные им условия в точности выполнены. Император вопреки всем ожиданиям сдался. Правительство бежало с поля боя. Префекта перевели в далекие края. Заграждение перед Гротом разрушено. Отсутствие препон со стороны властей лишает епископа права откладывать расследование этих крайне щекотливых вопросов. Монсеньор, главный противник Дамы, вынужден признать себя побежденным. То есть окончательно разбитым он себя все же не признает и отходит на последнюю линию обороны. Еще вчера, собрав у себя членов комиссии по расследованию лурдских событий, в краткой вступительной речи он подчеркнул, что истинно чудотворное исцеление характеризуется не одной лишь неспособностью медицины дать ему естественнонаучное объяснение. Чтобы сделать его сверхъестественность неопровержимой, в нем должен наличествовать и элемент чуда, то есть та захватывающая дух мгновенность свершения, которая присутствует в евангельском «Встань и ходи!». В связи с этим он, епископ, оставляет за собой право окончательного решения во всех тех случаях, которые комиссия сочтет возможным признать чудом. Были изучены источники, предписывающие ритуал созыва таких комиссий. Их работе покровительствует Святой Дух, без содействия которого усилия комиссии останутся бесплодны. Поэтому началу работы комиссии должен предшествовать церковный праздник, который состоится, само собой, в церкви Святого Петра в Лурде, чтобы потом, в далеком-далеком будущем, если расследование подтвердит сверхъестественную природу явлений, завершиться намного более торжественным празднеством в другой, куда более знаменитой церкви – в соборе Святого Петра в Риме. Нынче теологи епископской комиссии собираются вокруг скромного алтаря городской церкви Лурда. Для ученых мирян – медиков, химиков, геологов – поставлены почетные скамьи у самых ступеней алтаря. За ними сидят в первых рядах главные свидетели явлений. Мадам Милле и ее приятельницы блистают в качестве паладинов небесной славы. Антуанетта Пере сшила им по этому случаю длинные платья покроя тоги благородных темных тонов. Она тоже сидит в первом ряду, а рядом с ней старый слуга Филипп. Все соученицы Бернадетты тоже присутствуют, впереди всех – Жанна Абади, первая бросившая камень в ясновидицу, но сегодня претендующая на роль старейшей ее сторонницы. Неверские монахини также явились сюда, за исключением Марии Терезы Возу, которая несколько месяцев назад вернулась под монастырский кров. Плотными рядами пришли и соседи: дядюшка и тетушка Сажу, Луи Бурьет, сияющая мадам Бугугорт с выздоровевшим ребенком на руках, Пигюно, Уру, Раваль, Гозо и в самом центре – мудрая Бернарда Кастеро и услужливая, тихая Люсиль. Мать и сын Николо сидят где-то в самых задних рядах.
Каноник Ногаро из Тарба запевает Veni Creator Spiritus. По церкви пробегает удивленный шепот: где же Бернадетта? Где все семейство Субиру? Наконец их находят: в самом конце безликой толпы стоит главная виновница всех событий, зажатая между родителями и Марией. Несмотря на ее сопротивление, Бернадетту выталкивают вперед. Мадам Милле распахивает ей свои объятия. Какие-то люди уступают ей место. Наконец Бернадетта усаживается рядом со своей первой благодетельницей, проливающей слезы радости. Сама Бернадетта настроена отнюдь не радостно, она напугана. Раньше ее мучили допросами Жакоме, Рив и Дютур. Теперь за это примутся священники и доктора. Она боится. Зачем все это затеяли? И страх ее вполне обоснован.
После мессы епископская комиссия собирается на хорах на первое пленарное заседание. Приблизительно двадцать человек, среди них лица духовного звания и миряне, сидят полукругом за большим столом. Для свидетелей поставлены скамьи у стены. Первой приглашают к столу Бернадетту – скорее обвиняемую, чем свидетельницу. И в который раз заставляют повторить свой рассказ. Она говорит не монотонно и безразлично, как не раз делала прежде, но и не так воодушевленно и выразительно, как перед монсеньором Тибо. Речь ее лаконична и суха, но странно убедительна. Так говорит на суде человек, для которого дело идет о жизни и смерти. Ее то и дело прерывают, чтобы другие свидетели могли подтвердить или внести поправки