тянутся ко мне. Но что же я могу сделать? Съездить в замок, это я могу, но это вам обойдется…

Нет, господин Чаксте, примите наши заверения. Вы не предатель народных интересов, вы волк-стервятник (гиена). Предатель все-таки человек, хотя и мерзкий, презренный, преступный, но человек. А вы чудовище, которое рыскает вокруг логова хищников и, истекая слюной, гложет кости жертв, загубленных ими».

VIII

Каждое поколение заново открывает для себя историю, от Адама до Голгофы переживая все горести и радости человечества. Чем ближе к нашим дням, тем больше страхов и сомнений испытывает исследователь истории, он себя чувствует заблудившимся в незнакомом и в то же время удивительно знакомом лабиринте, переходя из одной залы в другую, наталкиваясь на старые пороки в новом обличье — предательство, низость, подлость, ложь, жестокость, эксплуатацию, зависть, алчность, корыстолюбие, и человек вопрошает себя, до каких же пор, до каких, и вот, дойдя до последней залы, над которой огненными буквами начертано «Век XX» и в которой ему суждено остаться, изжить себя, он с замиранием сердца переступает порог.

Кого он там встретит?

Четверо молодых людей воскресным вечером сидели за столом в небольшой комнатке со связками лука у печки, пучками душистых травок в вазах, в небольшой комнатке на перекрестке улиц Столбовой и Мариинской, где жила тетушка Ригер.

Епис, Бравый, Чом и Гришка сидели за столом, и желтый свет семилинейной керосиновой лампы уютным кругом ложился на расстеленный план городского центра.

На белом листе была нарисована схема внутреннего помещения полицейского управления.

— У входа стоит часовой, — докладывал Бравый. — В приемной двое городовых, внутри дежурит примерно с десяток агентов и двое надзирателей. Необходимо учесть, что надзирателей может оказаться и больше. На втором этаже размещается сторожевая рота — сто шестьдесят человек. Смена постов у входа происходит через каждые два часа, то есть в два, четыре и шесть.

— А равным образом во все остальные двадцать четыре часа суток, — иронически добавил Епис.

— Это еще не все, — продолжал Бравый. — Вот посмотрите, здесь, — и он черканул крестик на городском плане, — шагах в ста, рядом с Тукумским вокзалом круглосуточно несет дежурство пулеметная казачья рота, там же находится полицейский пост. А здесь, справа от входа, возле почтамта постоянно торчат двое городовых и трое солдат.

— В гостинице напротив расположен штаб драгунского полка, — добавил Гришка.

— Прекрасно, — обронил Епис.

— Положение более чем плачевное, — заметил Гришка.

— Одной охраны сто семьдесят девять человек!

— Сто семьдесят девять стволов.

— И все-таки план изменить невозможно. Двое наших отвечают за пост у почтамта, трое берут на себя пулеметную роту на вокзальной площади, двое прикрывают отступление с того места, где улица Карла выходит на площадь, один поможет укрыться женщине, принимающей участие в операции, а трое пойдут со мной, — сообщил Епис.

— Кто именно?

— Надеюсь, будет соблюден принцип добровольности? — заметил Чом.

— Никаких принципов добровольности! Я выбрал троих. Со мной пойдут Бравый, Страуме и Мерниек. Чом даст исчерпывающие указания наружной группе. В случае чего вы из кожи должны вылезти, но прикрыть отступление. Уточним детали.

— Почему не пришел Мерниек? — спросил Чом.

Епис не ответил.

— Здесь тебе не вокзальное справочное бюро, — съязвил Бравый, глянув на Чома.

— Вопросы такие, — начал Епис. — Первый: для семьи Мистера приготовили новую квартиру?

— Да, — ответил Чом.

— Одежда, документы для Господина в порядке?

— Да. Куплен билет на поезд. В Петербурге обеспечены явки. Подготовлен ночлег за городом. Все предусмотрено до последней мелочи.

— Повторяю, — сказал Епис, — место встречи у почтамта. Время встречи — восемь часов десять минут. Излишне добавлять, что являться раньше воспрещается, опаздывать воспрещается. Приводить за собой хвост воспрещается. Форма одежды — благопристойная. Ничего бросающегося в глаза.

— Одиножды один — один!

— Не иметь при себе никаких документов!

— За исключением некролога и завещания.

— С каким оружием?

— С луны свалился? Два маузера.

— Хотелось бы послушать твой план действия, — сказал Бравый.

— Идет. Смотрите, — ответил Епис, склоняясь над схемой, — здесь мы входим, вот лестница на второй этаж, проходим тут и оказываемся в приемной. Нужно проникнуть во внутреннее помещение. У дверей часовой, мы со Страуме проходим мимо него. Ты и Мерниек остаетесь в приемной, нейтрализуете часового.

— Как, как, ты сказал?

— Нейтрализуете часового!

— Мне послышалось — материализуете. Все же мог бы выражаться попроще.

— Идет. Итак, материализуете часового, городовых и прикрываете лестницу, с тем чтобы не дать сторожевой роте спуститься вниз.

— Мы вдвоем?

— Вы вдвоем.

— Не дать спуститься вниз ста шестидесяти откормленным верзилам?

— Не дать спуститься вниз! Только не сразу, сначала выждать, пока мы с Страуме пройдем внутрь.

— Так что ж прикажете нам делать? — воскликнул Бравый. — Сказать им, обождите, милейшие шпики, мы начнем стрелять по вас немного погодя. А покуда не сыграем ли в очко?

— Что-нибудь придумаете.

— Ну, конечно, приведем слона, уложим поперек лестницы, чтобы сто пятьдесят солдат не сбежали вниз.

— Сто шестьдесят.

— Спасибо, что поправил.

— Ну довольно, будем серьезны! Я и Страуме проникаем внутрь. Камера Господина расположена здесь. Вместе с ним Мистер, Грундманис, Межгайлис и еще двое товарищей. Камеру по утрам отпирают, наших ведут умываться. Там на месте будет видно, что делать.

— Я бы припас бомбу для второго этажа.

— Нельзя, много шума. Услышат наружные постовые, спустят на нас пулеметную роту, и тогда пиши пропало.

— Остается положиться на удачу.

— Кто прикроет отступление женщине?

— Озолбауд.

— Снова пойдет Аустра Дрейфогель?

— Нет, ей нельзя. Один из дежурных может ее опознать. В прошлый раз она и так натерпелась страхов. Очень удивилась, что шпик ее не узнал. Пойдет Анна.

— Все ясно.

— Если кого-то ранят?

— Легко — сам уйдет.

— А тяжело?

— Сам знаешь.

— Знаю.

— Уж тут ничего не поделаешь.

— Теперь приятная весть из Тукумса, — сказал Епис. — Убит начальник карательной экспедиции граф Дамсдорф, а вместе с ним барон Роэ.

— Ты когда-нибудь язык сломаешь, произнося такие фамилии!

— Роэ — это графский адъютант?

— Да. Дело было в корчме.

— Прямо-таки зависть берет, когда послушаешь, что там Зеленый со своими ребятами вытворяет. Чипус, наверно, тоже участвовал. Ну, тьфу, тьфу, тьфу, чтобы завтра и у нас все сладилось!

Тетушка Ригер на кухне раскладывала карты, гадая на своих ребят. Ее невестку застрелили прошлым январем в многолюдной демонстрации у железнодорожного моста, сын Кристап, известный также и под кличкой Чипус, повез внука к родственникам в Тукумс. Пока еще не вернулся. Теперь у тетушки Ригер жили друзья Чипуса, славные ребята, совсем еще дети, и каждый день им грозила смерть, карты предсказывали все самое худшее, и тетушка Ригер молилась за них:

— Господи, ты же видишь, они за правду стоят. Помоги им по