Это произвело сильное впечатление на всех: оно выразилось в том, что, собравшись в парадных покоях ко времени, когда все там ярко сияло, дышало прохладой и было уставлено цветами, как бывало всегда к выходу Милли, они – то есть все остальные – просто переглянулись. Это был грозный знак – грозный знак, по всей вероятности, для каждого из них лично, настолько лично, что никто не произнес вслух никаких общих сожалений. Нашему молодому человеку показалось более всего странным, что, если бедняжка чувствовала себя до такой степени плохо, мрачное молчание, полное испуганного ожидания, какого-то важного смысла, со стороны гостей было бы здесь вполне уместно. Молчание, кстати говоря, было, оно еще длилось, когда они вчетвером спустились к гондоле и расселись по своим местам. Милли просила передать им, что она надеется – они выйдут в город и хорошо проведут там время, и это снова заставило их обменяться многозначительными взглядами – взглядами, как бы подразумевавшими, что они обе знают, причем каждая из них так же хорошо, как другая, что именно сообщение Милли означает в смысле перспектив какого-то иного развлечения для Деншера. Она не хотела испортить ему утро, и поэтому ему следовало, из вежливости, воспринимать все словно приятную компенсацию неудачи. На выручку пришла миссис Стрингем – миссис Стрингем, которая, если на то пошло, знала нашу юную приятельницу лучше их всех. Она знала ее так хорошо, что считала себя действующей в совершеннейшем согласии с условиями, сравнительно непонятными, почти ужасающими на их взгляд, так как и не подумала о необходимости остаться дома. Она нейтрализовала одну из черт людей поверхностных, что была в тот момент для всех них наименьшим злом, придумав для миссис Лоудер и себя посещение кружевной лавки, от сладких мечтаний о которой они до сих пор отмахивались из-за всяческих случайностей; и ей удачно способствовало то, что накануне Кейт упомянула, как рок постоянно препятствует ей посмотреть собор Святого Марка изнутри. Ощущение Деншера, что Сюзан Шеперд сознательно вмешивается в его дела, к этому времени прочно заняло свое отдельное место в одном из уголков его мозга; что-то начавшееся для них в доме на Ланкастер-Гейт превратилось теперь в чувство, обретшее форму; действия Сюзан, неизменно неприметные, во всех случаях влияли на события едва заметно, но не всегда поверхностно, и большею частью – в его пользу. Он и она не были реально едины – как пара, как «команда», между ними было слишком много других людей, как минимум трое, и слишком много всего другого; но тем временем что-то такое между ними готовилось, чему предстояло значительно их сблизить. Деншер не очень понимал, что это могло быть: возможно, не что иное, как обнаружение им в какой-то момент, когда это сможет сослужить свою службу, что она с самого первого момента их знакомства прекрасно его понимает. У него даже было предчувствие, что может настать такое время, когда он лишится понимания всех друзей, а понимание этой маленькой, непостижимой особы сохранится.

Таким и стал сегодняшний день во всей его свежести, та моральная атмосфера, как мы можем это назвать, что окружала наших молодых друзей: таковы были мелкие случайности и безмолвные силы, благодаря которым они пользовались благоприятной возможностью, как мы видели, хоть как-то насладиться общением друг с другом. Наслаждение это даже углублялось, пока они медлили, стоя у собора; великолепная пьяцца, которая, как хорошо известно, за все годы своего существования была более частой свидетельницей радости жизни, чем любая другая, равная ей по размеру площадь в Европе, даровала им, в отдалении от чужих ушей, уединение и безопасность. Похоже было, что, получив ее во владение, они могли говорить все, что хотели, но было похоже также, что в результате каждый из них с опаской ожидал того, что другой захочет сказать. И более того, им обоим, видимо, казалось, что именно данная величина, замыкавшая им уста в этой блистательной исторической атмосфере, где единственным слышимым вздохом был трепет голубиных крыльев, порождала в душе каждого из них безотчетный страх. Возможно, Деншер выдал это настроение, нарушив молчание вопросом, относившимся к последним словам Кейт:

– Что ты имела в виду, сказав пару минут назад, что я могу что-то сделать, чтобы миссис Лоудер поверила? Что? Самому мне – назови это глупостью, если угодно, – этого не понять, поскольку лгать я ей не могу, а что же еще остается, кроме лжи?

Ну что же, она легко смогла ему объяснить:

– Ты можешь сказать ей что-нибудь красивое и вполне искреннее о Милли – ведь она по-настоящему тебе очень нравится. Это не будет ложью, и, услышанные от тебя, такие слова произведут должный эффект. Знаешь ли, ты не так уж много говоришь о ней. – И Кейт преподнесла ему плод своих наблюдений. – Если хочешь знать, ты вообще о ней ничего не говоришь.

– Это что, тетушка Мод тебе так сказала? – осведомился Деншер. Затем, так как вместо ответа девушка, казалось, лишь погрузилась в размышления: – У вас с ней, должно быть, происходят необычайные беседы!

Да, Кейт и правда поразмыслила.

– Да, у нас происходят необычайные беседы.

Взгляд молодого человека, устремленный в ее глаза, свидетельствовал, что тот настроен услышать об этих беседах гораздо больше; однако в ее глазах светилось нечто, явно лишавшее его такой возможности. Мгновение спустя Деншер задал ей вопрос уже на другую тему, не покидавшую его мысли уже целую неделю, но не имевшую столь подходящего случая вырваться на волю.

– Раз так, может, тебе случилось узнать, что́ она думает о том скоропалительном визите, какой на днях нанес сюда лорд Марк? – проведя здесь, как я понимаю, всего два-три часа, необходимых, чтобы повидать нашу приятельницу, и не найдя времени, поскольку он уехал вечерним поездом в тот же день, на то, чтобы увидеться с кем-нибудь еще. Как она объясняет то, что он не задержался, чтобы повидать тебя или увидеться с нею самой, которой он столь многим обязан?

– О, разумеется, она понимает, – сказала Кейт. – Он приехал, чтобы сделать Милли предложение выйти за него замуж, – приехал именно за этим, не за чем-то другим. Поскольку Милли отказала ему наотрез, его дела здесь были на данное время закончены. Не мог же он тотчас же совершить поворот кругом, чтобы пытаться наверстать упущенное у нас!

Кейт, по-видимому, удивляло, что, представляя себе вкусы и склонности такого авантюриста, Деншер не сумел этого понять. Однако Деншера занимала уже другая мысль:

– Ты полагаешь, что, когда я явился во дворец и застал его уходящим оттуда, как раз это и произошло между ними?

– А ты и не догадался, мой дорогой? – спросила Кейт.

– Ну что за неуклюжий флюгер этот лорд Марк, правда ведь? – произнес пораженный молодой человек.

– Ох, не вздумай его недооценивать! – улыбнулась Кейт. – Ты хочешь сделать вид, что Милли тебе не сказала?

– Каким великолепным ослом он себя перед нею выставил?

Кейт все еще улыбалась.

– А знаешь, ты ведь и правда в нее влюблен.

Деншер подарил ей еще один долгий взгляд:

– Почему же, раз Милли отказала лорду Марку, мое мнение о нем должно свидетельствовать о моей влюбленности? И я вовсе не обязан хорошо думать о нем из-за такого его отношения к другой упомянутой мною особе. И я чувствую, что из твоих слов так и не понял, зачем миссис Лоудер надо все это делать.