— Если я не выдержу, идите прямо по этой улице, — прохрипел он. — Идите на звуки моря, и… клянусь вратами Керайса!

Он указал вверх дрожащей рукой, но в этом не было необходимости. Остальные тоже заметили внезапную вспышку на вершине самой высокой башни у подножия холма и услышали жуткий протяжный крик, такой звонкий и громкий, что в городе не могло остаться ни одного спящего человека. Но еще более ошеломительным было то, что они увидели, находясь почти на одном уровне с вершиной башни. Там стояла фигура с громадными черными крыльями, раскинутыми в стороны и затмевавшими звездный свет. Над крыльями возвышался не шлем, а живая голова гигантской хищной птицы со сверкающими глазами и широко разинутым изогнутым клювом, из которого и вырывался пронзительный крик, исполненный несказанной муки. Но под головой и крыльями виднелась кольчуга, облегающая вздымающуюся грудь и тело женщины, чьи обнаженные ноги были скованы блестящей цепью с кандалами на щиколотках. Фигура колыхалась, как призрачное видение, и время от времени раскинутые крылья казались лишь тенью, сквозь которую проступали очертания гибких девичьих рук.

Жители Морваннека! Проснитесь и слушайте!

Разбейте оковы, избавьтесь от рабства!

Близок, близок ваш освободитель!

Все на улицы! Откликнитесь на призыв!

Обрушьтесь потоком весеннего ливня,

Ударьте как волны в прибрежные скалы,

Пусть яркая кровь сметет все преграды!

Ищите лорда, вестника вашей свободы,

Будьте с ним в час решающей битвы!

Мужайтесь! Мужайтесь! Смело идите на врага!

Порыв могучего ветра раскачал колокола этой башни и многих других, словно горсть мякины, вылетевшей из веялки. Над городом зазвучал многоголосый перезвон, на который откликнулись человеческие голоса. Но голос на вершине башни дрогнул и пресекся, фигура зашаталась, как будто потеряв опору под ногами, громадные крылья расплескались в воздухе, и она исчезла с последним душераздирающим криком, перекрывшим все остальные звуки.

— Они захватили ее, — мрачно сказал Керморван. — Она претерпела страшные муки, Элоф, но выполнила то, о чем ты ее просил!

Он огляделся по сторонам. Встревоженные лица выглядывали из-за дверей и приоткрытых ставен, посматривая то на опустевшую вершину башни, то на вооруженные фигуры на улице.

— Выходите! — крикнул он, и ясный металл в его голосе смешался с перезвоном колоколов. — Город восстал! Свобода или смерть — другого уже не дано! Берите оружие и следуйте за нами к Прибрежной площади!

— К Прибрежной площади! — подхватил Рок и Элоф вместе с ним. Но горожане уже не нуждались в дальнейших призывах. Крик с башни сделал свою работу здесь и в других местах, а подтверждением ему служили колокола и зрелище вооруженных людей, которые не были эквешцами. Женщины, мужчины и даже дети выбегали на улицу из распахнутых дверей. Они подхватили клич с силой, заглушившей колокольный звон, и живым потоком устремились к морю вслед за Керморваном и его товарищами. По пути многие присоединялись к ним — некоторые только что проснулись и лишь смутно понимали, что происходит, другие, жившие поблизости от цитадели, восстали первыми и уже были свидетелями уличных стычек и сожжения своих домов.

— Кто призывает нас? — прорычал один из них с северным акцентом, потрясая окровавленным клинком.

— Тот, о ком говорили, — коротко ответил Элоф, поскольку Керморван хранил молчание. — Вы все услышите на Прибрежной площади.

Услышав северное наречие, мужчина пристально посмотрел на Элофа.

— Я думал, что знаю всех северян в нашем городе и большинство из окрестных земель, потому что много путешествовал. Однако, хотя твое лицо кажется мне знакомым, я не знаю тебя, и твой наряд выглядит странно.

— Ты и не мог меня знать. Я пришел издалека, с самого западного побережья. Подожди, пока мы не соберемся на площади, и тогда все станет ясно!

Но его слова были услышаны, и по толпе пробежал возбужденный ропот.

— Запад! Запад жив! Его посланцы пришли на войну!

Внезапно в ноздри Элофу ударил запах, который он давно знал и любил, — терпкий, соленый запах моря и водорослей. Он невольно улыбнулся.

— Я так и думал, — прохрипел старый привратник, каким-то чудом не отставший от них. — Все собрались здесь, под символами нашей былой славы, где люди впервые ступили на эти берега!

И действительно, безмолвные фигуры, темные и суровые, кольцом возвышались на каменных пьедесталах над головами беспорядочно движущейся толпы, над которой висел взволнованный гул голосов. Многие люди были одеты как попало; некоторые буйствовали или пытались перекричать остальных, другие молчали, но никто не пришел безоружным. Эквешцы, надменно уверенные в своем превосходстве, не прикладывали больших усилий для конфискации оружия у горожан, если не считать главного арсенала и складов городской стражи. Многие держали дома оружие и даже доспехи, особенно купцы, охранявшие свое добро дома и в торговых поездках, и бывшие воины, хранившие боевые трофеи и старые мечи или пики, поношенные и затупившиеся, но вполне пригодные для защиты. У остальных Элоф видел охотничьи луки и короткие бердыши, полированные старинные секиры, явно служившие настенным украшением, и тяжелые мясницкие тесаки. Некоторые были вооружены баграми, заостренными железными прутьями, вырванными из ограды, плотницкими топорами или устрашающего вида граблями и мотыгами, принесенными с окрестных ферм либо служившими для обработки городских садов и цветников. Там, где не было даже этого, в ход шли обычные орудия домашнего обихода: колотушки, кухонные ножи, цепи или деревянные палки и дубинки. Страх и гнев, волнами прокатывавшиеся через толпу, делали эти нехитрые предметы смертоносными в руках тех, кто держал их.

Новоприбывшие погрузились в эту сумятицу и, руководствуясь указаниями старика, стали прокладывать путь к возвышенной площадке, открывавшей стену волнолома и отгороженной по сторонам двумя высокими статуями, которые он называл Смотрителями. Там уже стояло несколько самозваных вожаков, выкрикивавших противоречивые распоряжения, которые слышали немногие и никто не выполнял. Все взоры были прикованы к путешественникам из-за их необыкновенных доспехов и целенаправленного продвижения. Многие также узнавали старика, валившегося с ног от усталости после побега и долгой гонки по городу.

— Ты должен говорить первым, если сможешь, — сказал Керморван. — Они скорее поверят тебе, чем незнакомым людям!

— Тогда поставьте меня у основания левого Смотрителя и дайте мне факел, — слабо отозвался тот.

Иле с Керморваном легко подняли его на возвышение, и многие из последовавших за ними стали призывать толпу к молчанию. Другие ораторы прикусили языки и попятились, не желая спорить с вооруженными людьми. Рев толпы постепенно уменьшился до смутного ропота. Старик перевел дыхание, прислонился к ноге огромной статуи и неожиданно громким голосом провозгласил:

— Граждане Морваннека! Потомки Морвана, все жители Западных Земель! Вы знаете меня, Эроэля, бывшего гофмейстера нашего лорда Керина. Подобно вам, меня втоптали в пыль!