В первую после пробуждения Полины встречу Святослав Федорович выглядел очень подавленно, хотя и старался своих эмоций не показывать. Улыбался мягко, спрашивал, как себя чувствует, обнял с тем же теплом, что всегда ощущалось в нем. Но видно было, что он очень переживал, как она поведет себя. И Поля стиснула его в ответ и возмущенно проговорила:

– Па-а-ап, ну что ты, я же тебя все равно люблю! Я все равно твоя дочь! Как и все мы!

– Вот именно, – невозмутимо поддержала ее Ангелина, и короткие полчаса встречи в этот раз были полностью посвящены воспоминаниям о детстве Полины, в которых Святослав Федорович принимал живое участие.

Но Полли не отказалась бы встретиться и с Игорем Ивановичем. Во-первых, Стрелковский тоже был значимой частью ее детства, многому научил ее, и она всю жизнь уважала его и тянулась к нему. Во-вторых, очень хотелось узнать побольше об их отношениях с мамой. Любопытно ведь! А в-третьих, в Иоаннесбурге оставались собачий приют, которому очень нужна была помощь, и ее подопечная бабушка, Тамара Марковна, и Полина беспокоилась, продолжает ли Стрелковский навещать ее. И капитан Дробжек, у которой должен был родиться ребенок. А это значит, что у Полины будет еще одна сестричка. Или братик.

Может, позвонить сейчас и пригласить их с Люджиной в гости? Конечно, он очень занят, в Рудлоге тоже война, но, возможно, выделит полчасика…

Поля защелкала телефоном в поисках номера, и тут трубка завибрировала в ее руке. Звонила секретарь:

– Ваше величество, простите за беспокойство…

– Ничего страшного, беспокойте меня, пожалуйста, – поторопила Полина. Помощница ее, леди Мирьям, отличалась неспешностью и монументальностью, происходила из клана Бермонт и была дальней родственницей матушки Демьяна. И очень гордилась и королевой, и своей должностью. Поля, может, и хотела бы кого-то порасторопнее, но рот не открывался ее уволить.

– К замку пришел шаман Тайкахе. Его приняли со всем уважением, предложили отдых и обед, но он отказался, сказал, что явился увидеть вас. Сейчас он во внутреннем дворе…

– Уже бегу! – радостно воскликнула Пол, действительно выбегая из спальни. Перед дверями в коридор все-таки вспомнила, что королеве полагается двигаться величественно и неспешно, и даже продержалась до первого этажа – но движения ее все ускорялись, и в зеленый, заросший лесочком двор Полина выходила быстрым шагом. За ней спешили охранники.

– Здесь мне никто не навредит, – проговорила она, обернувшись у самого выхода, – оставьте нас наедине.

Гвардейцы неохотно остались у дверей, все восемь человек, и Поля, отвернувшись, воздела глаза к небу. У кого-то, похоже, паранойя.

Тайкахе, такой же морщинистый, черноволосый, маленький и старый, каким она его запомнила, сидел у края озерца, скинув свои шкуры тут же, на берег. Под ними он оказался одет в пеструю полотняную рубашку, вышитую красными оленями, синими зайцами и оранжевыми солнышками с веселыми лучиками. Шаман медитативно жевал табак и водил раскрытой ладонью по поверхности воды, а из нее, почти выскакивая на берег, тыкались к нему, мешая друг другу, карпы и форель. Издалека казалось, что вода кипит под его рукой. Поблизости прыгали по траве воробьи и синички, паслись расплодившиеся зайцы, что ухитрились уберечься от медведицы-Пол, и даже парочка маленьких диких поросят мирно лежала у бока старика, прикрыв в блаженстве глаза.

Полина поумилялась открывшейся картине, потом вспомнила, как она радостно ловила и рвала этих поросят и зайцев, и немного расстроилась.

– Здравствуй, Тайкахе, – сказала она, подойдя ближе. – Я очень рада тебе.

Шаман поднял голову, довольно закряхтел – в лучах солнца лицо его расплылось в ласковой улыбке, узкие глаза в окружении лучиков-морщин заблестели. Рыбы в воде заплескали хвостами, уходя на глубину.

– И тебе здоровья, солнечная королева. Садись рядом, отдохни, а я посмотрю на тебя.

– Да куда ж больше отдыхать, – весело проговорила Пол, опускаясь рядом на колени. – Я целыми днями сплю.

– И хорошо, что спишь, и правильно, – Тайкахе отцепил от пояса флягу, хлебнул из нее, покатал во рту жидкость с травяно-спиртовым запахом – и неожиданно цепко схватил Полину за руку, вжал палец в запястье, закрыл глаза. Подождал с полминуты, поцокал довольно.

– Ай, ай, хорошо на поправку идешь, душа обратно в теле прорастает. Дай вторую руку, медвежья жена.

Снова палец на запястье. От рук шамана шло тепло, как от печки. Или это Пол на солнышке пригрелась?

– Хорошо, – проскрипел шаман, отнимая руку. – Сильная женщина, крепкая. Пока твои якоря свои обеты держат, все хорошо будет.

Маленькая синичка прыгнула Тайкахе на плечо, и он аккуратно пощекотал ее пальцем, почмокал, смешно вытягивая губы в трубочку. Поля смотрела на него, и почему-то на глаза наворачивались слезы. Старик, могущественный, но чистый и трогательный, как дитя, и одинокий в своем могуществе.

– Спасибо тебе, Тайкахе, – Полина погладила его грязную ладонь. – За то, что помог и что на себя обязательство взял. Ты ведь мне вторую жизнь дал, впору тебя тоже отцом звать. Как мне тебя отблагодарить?

– Достаточно, если ты будешь жить, – прошелестел шаман. – Боги не дали мне возможность иметь детей, но, если бы у меня была дочь, я бы хотел, чтобы она была такой же сильной и смелой, как ты. Так что проживи жизнь хорошо, женщина-солнце, этого будет достаточно.

– А ты можешь сказать, когда я совсем вернусь? – осторожно спросила Пол.

Тайкахе недовольно покрутил головой, хитро взглянул на нее, как диковинная пестрая птица.

– Кто ж такие вопросы задает, кто ж удачу пугает, ай-ай, – он пожевал губами. – Когда вернешься – это никому не ведомо, медвежья жена. Но если якоря твои крепки будут, если пришьют твою душу надежно к этому миру, то осенью приду снова на тебя посмотреть. Есть надежда, что Великий Бер тебя излечит в свой сезон окончательно.

– Так долго еще, – разочарованно вздохнула Поля.

– Смерть куда дольше, – прошелестел шаман, и его черные глаза блеснули чем-то потусторонним, будто кто-то с того края посмотрел на этот мир. Стало жутко. – Не бойся, – проскрипел он, видя, как Пол поежилась. – Ты крепкая, якоря твои крепкие, любят тебя. А чтобы совсем уж не бояться обратно уйти, медвежат мужу роди. Дети – лучшие корни и якоря, дети дарят людям бессмертие…

Полина опустила глаза. Весь месяц с ее пробуждения она была рядом с Демьяном, тянулась к нему, радовалась объятьям и осторожным поцелуям и, просыпаясь, ужасно боялась, что его излечение ей привиделось, что сейчас откроет глаза – а он мертв.

Но стоило ему немного забыться, чуть только нежность начинала разгораться страстью, а поцелуи становились крепкими и руки – ищущими, как Полину сковывало страхом, хотя не было в прикосновениях мужа никакого намека на близость. Но ее телу и этого хватало, чтобы начать паниковать. Демьян отстранялся, и в глазах его плескалась вина, а Поля снова тянулась к нему, провоцируя, и снова глубинная память о перенесенной боли замораживала тело.