– И что они говорят о местных камнях? – спросил Мехмед.

– Вот это-то и есть самое важное, Ваше Величество, – сказал Халил. – Среди них имеются люди, которые утверждают, что они видели такую же местность, как здесь, в своей собственной стране и что, хотя на большей части поверхности имеется твердая корка, можно тем не менее прорубить в ней отверстие.

– И что дальше? – спросил Мехмед.

– А дальше, как говорят эти саксонцы, находятся песок, земля и валуны. Поэтому вполне можно прорыть туннели к стенам, а затем под ними.

– У нас полно черного пороха для наших артиллерийских орудий, – сказал Мехмед. – И привезут еще больше. Если я не могу повалить стены, я, возможно, смогу взорвать их – так, чтобы они разлетелись вдребезги. Я думал, что в этой местности невозможно делать подкопы, но если то, что говорят эти саксонцы, соответствует действительности…

Он встал и подошел к визирю, который, сам того не осознавая, отступил на три шага назад.

– …то, пожалуй, кость в горле Аллаха еще можно будет вытащить.

– Ведра и чаши? – спросил Джустиниани. – Дело уже дошло до этого?

Тон генуэзца был слегка насмешливым, но тем не менее Джустиниани согласился с предложением молодого шотландца. Когда Джон Грант сказал ему, что турки роют туннели под стенами и что они могут в любой момент появиться из-под земли под прикрытием ночной темноты (как древнегреческие воины, появившиеся из гигантского деревянного коня), он поначалу отнесся к этому сообщению скептически.

Джустиниани бульшую часть своей жизни занимался тем, что командовал людьми на войне. При этом он на личном опыте узнал, что своим соратникам можно доверять. Можно и даже нужно. В его отряде имелось несколько человек, которым он доверил бы даже собственную жизнь. Он также знал – и это делало груз лежащей на нем ответственности еще более тяжелым, – что все его воины полностью полагаются на его опыт, хотя, если честно, он сам больше всего доверял своим инстинктам. Еще при его первой встрече с Джоном Грантом на борту корабля у него появилось какое-то странное чувство по отношению к этому парню.

Он затруднился бы выразить словами, что это за чувство, да и осознать его своим рассудком в полной мере он не мог. Примерно такое же чувство появилось у Джустиниани и по отношению к женщине, которая находилась рядом с этим юношей. Она, похоже, была вдвое старше его, но тем не менее пошла вместе с ним на войну, выдавая себя ради этого за мужчину. Джустиниани не заметил между ними никаких романтических отношений, а значит, ее сблизило с этим парнем и удерживало возле него что-то другое.

Немалую роль в том, что это странное чувство Джустиниани в дальнейшем только окрепло, сыграли, конечно же, те два орла. Он тогда с ошеломленным видом смотрел, стоя на площади, как две гигантские птицы опустились вдвоем с небес к бедренной кости, которую Джон Грант держал высоко поднятой в руке. У него, Джустиниани, так сильно перехватило дух при виде этой сцены – и при виде того, как эти птицы на мгновение стали олицетворением двуглавого орла, изображенного на гербе дома Палеологов, – что он опустился на одно колено.

Он был уверен, что в этом парне есть что-то особенное – что-то неведомое и невообразимое. На поле битвы всегда имелись мужчины, к которым тянулись все остальные. Это можно было считать везением, умением ориентироваться в ситуации или магией, но всегда находились воины, которые неизменно определяли самый верный путь и шли по нему, оставаясь в результате этого в живых. Это были воины, которые делали правильный выбор в течение доли секунды – выбор, который спасал им жизнь. А другие люди на поле боя чувствовали, что среди них есть тот, кого, похоже, прикрывают и оберегают крылья какого-нибудь ангела, и этот человек давал им веру и надежду. Они тянулись к такому человеку, надеясь, что вместе с ним повезет и им.

Джустиниани ничуть не удивился, когда заметил, что после того случая на площади его воины стремились держаться поближе к молодому шотландцу. По правде говоря, Джустиниани тоже чувствовал в себе такое стремление, полагая, что этот молодой человек обладает какими-то особенными качествами. Наверное, поэтому, когда Джон Грант подошел к нему и сказал, что, по его мнению, турки роют туннели под стенами Константинополя, Джустиниани ему поверил.

И вот уже на протяжении нескольких дней, в дополнение к отражениям атак на ров и на внешнюю стену, защитникам приходилось возиться с чашами и ведрами. Когда Джустиниани выслушал Джона Гранта насчет туннелей и поверил ему, он затем спросил, что же следует делать. Шотландец ответил, что нужно принести сотни сосудов, предназначенных для хранения воды.

Он наполнил один сосуд водой и поместил его на землю возле ног Джустиниани.

– Смотрите, что будет происходить, – сказал он, отходя от сосуда. – Не отводите взгляда от воды.

Отойдя на дюжину шагов от Джустиниани, он повернулся и топнул.

– Видите? – спросил он.

Генуэзец улыбнулся и кивнул, заметив, что поверхность воды задрожала.

Получив разрешение на создание предложенной им системы обнаружения ведущихся подкопов, Джон Грант вместе с другими воинами и горожанами расставил различные сосуды с водой на равных расстояниях друг от друга в промежутке между внешними и внутренними стенами, причем в таких местах, где вибрация от любых земляных работ, ведущихся поблизости, была бы наибольшей. Наблюдать за водой в этих сосудах поручили женщинам и детям. Особое внимание при этом уделялось сосудам, помещенным ближе всего к самим стенам. Наблюдатели старались заметить вибрацию, исходящую из-под земли.

Когда это наконец-таки произошло, Джон Грант находился на внешней стене. Уже наступила ночь. Небо было безлунным. Шотландец сидел среди уставших воинов, которые устроились возле огня, разведенного в железной жаровне. Шла уже третья неделя осады, и защитники, отнюдь не отличавшиеся многочисленностью, были распределены по всему периметру города подобно тонкой паутинке. Они отдыхали молча, и именно это помогло им.

– Прислушайтесь, – вдруг сказал Джон Грант.

Ему не было холодно, но волоски на его руках встали дыбом, и он почувствовал давление, которое исходило откуда-то из-под него, словно из глубины какого-то водоема на поверхность пытался пробиться поток воды. Его нервы вот уже несколько дней были сильно напряжены из-за нависающих над ним опасностей и терзающих его сомнений, но сейчас он точно услышал какие-то звуки.

– Прислушайтесь, – настойчиво повторил он, и сидящие вокруг него люди насторожились.

Несколько мгновений спустя до них откуда-то из темноты донесся еле слышный, но вполне узнаваемый звук удара кирки по твердому грунту.

– Я слышу, – сказал один из воинов.

– Копают! – воскликнул другой. – Я тоже слышу.

– Сообщи об этом Джустиниани, – сказал Джон Грант, обращаясь к тому, кто первым различил раздавшийся звук. – И императору. Иди!

Остальные воины взяли свое оружие и спустились по ступенькам, ведущим к поверхности земли. Джон Грант пошел впереди всех и, подойдя к ближайшему из установленных им сосудов, замер возле него. Постояв немного и ничего не заметив, он перешел к деревянному ведру и уставился на поверхность налитой в него воды. При свете факела, горящего на стене, юноша увидел, что вода в ведре подрагивает, причем с ритмом, похожим на далекое сердцебиение, и это стало подтверждением того, что он говорил.