отношений с родителями и получить эмоциональную поддержку от кого-нибудь из прислуги, то позже это оказалось невозможным. Ребёнок остался с родителями один на один.

Гипотезы Фрейда оказались, таким образом, описанием некоторого «местечкового» эффекта, характерного лишь для верхних слоёв горожан конца XIX века, и распространять их на психику человека как такового, человека вообще, было поспешно (см. Плампер, 2010, с. 18). Антропологи, изучавшие культуры, живущие в совершенно иных условиях, уже в начале XX века критиковали Фрейда за эту оплошность. "Очевидно, что детские конфликты в покоях обеспеченных буржуа и в крестьянской хижине или в однокомнатной «клетушке» бедного рабочего совершенно различны", ещё в 1927-ом писал Бронислав Малиновский и подчёркивал, что жизнь многих людей совершенно не походит на "жизненные условия раскормленных нервических жителей Вены, Лондона или Нью-Йорка" (2011, с. 25). При этом Малиновский, некогда сам увлекавшийся психоанализом, изучил племя полинезийцев с позиций этого учения и действительно обнаружил, что в этих иных условиях жизни психоаналитические концепции не получают подтверждения (см. так же Шадрина, 2017, с. 254). Поэтому гипотезы Фрейда — пример пресловутой наивности, когда условия собственной жизни мы полагаем "естественными" и существующими от начала времён. Но раньше было иначе, это важно помнить.

На основании всех выше приведённых данных авторы нашумевшей книги "Секс на заре цивилизации" Райан и Жета задаются вопросом:

"Обычная семья". А может, такие лёгкие отношения между взрослыми и чужими детьми, распределённые родительские обязанности, где дети считают всех мужчин «папами», всех женщин «мамами», в маленьких сообществах, где на чужих смотрят без боязни, а перекрывающиеся сексуальные контакты делают отцовство неразличимым и вообще ничего не значащим понятием — может, эта структура и есть обычная семья для нашего вида? Может, нуклеарная изоляция в такие ячейки-ядра: муж — жена с ребёнком-двумя в виде электронов на орбите есть на самом деле навязанное культурой отклонение от наших эволюционных потребностей, такое же неудобное и малоподходящее, как корсеты, пояса целомудрия и рыцарские доспехи? Может, матери, отцы и дети насильно впихнуты в семейную структуру, отлитую по единой форме, не подходящей никому? Может, современная пандемия распада семей, мучения родителей и сбитых с толку обиженных детей — это предсказуемые последствия искалеченной и калечащей семейной структуры, не подходящей нашему виду?" (с. 159).

"Наши семьи настолько же не вечный институт в эволюции человечества, как и эксклюзивная материнская забота" (Zerzan, 2010).

Человеческое общество исторически только распадалось на всё меньшие функциональные ячейки, пока в наши дни моногамная нуклеарная семья не стала финальным аккордом в деле этого разобщения: теперь муж, жена и их дети оказались брошенными на произвол судьбы, не имея никакой возможности получить поддержки извне.

В действительности критика «малой» семьи была слышна уже в конце XIX века, когда в 1871-м Фредерик Ле Плэ опубликовал книгу "Организация семьи", где объявлял её рассадником многих пороков и призывал вернуться к семье расширенной (см. Гис и Гис, с. 11). Уже в XX веке сходные позиции формулировали и другие авторы (см. Тартаковская, 2005, с. 191), среди которых и всемирно известный историк семьи Филипп Арьес (1999). В 1982-ом феминистские авторы Барретт и Макинтош в своей работе "Антисоциальная семья" приходят к выводу, что "семья заключает в себе принципы эгоизма, изолированности и стремления к частным интересам и идёт вразрез с альтруизмом, общностью и стремлением к интересам коллективным" (Barrett, Macintosh, 1982, р. 47).

Глава 8. Семья и дети

В последние годы даже нейробиологи и психофизиологи стали обращать внимание на отрицательные стороны современной семьи. Психиатр и нейробиолог Брюс Перри, работающий с психологическими травмами детей, предполагает, что именно распад большой крестьянской семьи и возникновение городской нуклеарной в минувшем веке привёл к росту уровня депрессии во всём Западном мире.

"Очень много уделяется внимания развалу «нуклеарной» семьи", пишет Перри, "но я считаю, что большая, разветвлённая семья, исчезновение которой гораздо меньше обсуждается, по крайней мере так же важна. На протяжении бесчисленных поколений люди жили общинами — небольшими группами, от 40 до 150 человек, большая часть которых были связаны друг с другом родственными узами. Примерно к 1500 году средняя семейная группа в Европе состояла, по грубому подсчету, из двадцати человек, которые, так или иначе, ежедневно взаимодействовали между собой. Но около 1850 года это число уменьшилось до десяти человек, живущих поблизости друг от друга, а в 1960 году их «осталось» всего пять. В 2000 году средняя семья состояла меньше чем из четырех человек" (Перри, с. 308). Нейробиолог указывает, что "человек, родившийся в 1905 году, имел только один шанс начать страдать от депрессии за 75 лет жизни, но 6 % людей, родившихся в 1955 году к своему 25-му дню рождения, имели хотя бы один эпизод серьёзной депрессии. Другие исследования показывают, что количество случаев депрессии у подростков увеличилось в 10 раз за последние десятилетия" (с. 309).

Перри знает, о чём говорит, так как на практике сталкивался с детьми, в самом раннем возрасте оставшимися без родительской заботы и росшими в условиях тотальной заброшенности. Нехватка родительского внимания и ласки ведёт не просто к трудностям в развитии эмоциональной сферы, но и к недоразвитию рано созревающих мозговых структур (ствол мозга, подкорковые образования) (см. Герхардт, 2012).

Когда-то сложно было и подумать, что критика нуклеарной семьи придёт со стороны такой науки, как нейробиология, которая изучает развитие мозговых структур, но Перри совсем не одинок в своих претензиях. Ровно об этом говорит и нейробиолог Джон Медина (2013). Он делает акцент на том, как дети, растущие в семьях с высоко конфликтными родителями, оказываются в стрессирующей обстановке, поскольку именно гармоничное взаимодействие с близкими в ранний период развития оказывается критически важным для целого ряда «ранних» мозговых структур. Но в условиях родительских конфликтов ни о каком чутком контакте с ребёнком и речи быть не может — младенец «считывает» всю напряжённость между родителями, поскольку это непременно проявляется и в специфике их взаимодействия с ним самим (Shred, 1991). Состояние стресса у окружающих взрослых оказывает влияние на формирование стресс-реакции и у ребёнка (Essex, 2002). Часто говорят о родительском разводе как большом стрессе для ребёнка, но всё же родительский конфликт оказывает на ребёнка более негативный результат, чем развод (Kelly, 2000; Rutter, 1971; Grych, 2001). В итоге это приводит к тому, что и у ребёнка оказывается чрезвычайно высоким уровень стрессовых гормонов (Nachmias, 1996). Медина описывает, что у детей из конфликтных семей уровень таких гормонов уже в раннем детстве в 2 раза выше, чем у детей