Матери 40 % детей с СДВГ имели большую депрессию (Chronis et al., 2006). Обзор множества исследований о связи материнской депрессии и дальнейшего детского развития показал, что такая связь совсем не умозрительна и приводит к самому разному спектру последствий для растущего ребёнка (Maternal depression and child development, 2004). Некоторые исследования напрямую связывают жестокость по отношению к грудным младенцам с материнской депрессией (Kim et al., 2014). СДВГ, безусловно, является комплексным результатом нарушений подкорковых и стволовых структур мозга, в том числе и органической природы, но накапливается всё больше свидетельств и социально-психологических причин такого развития мозга (см. Mate, 1999; Ньюфелд, Матэ, 2018). Эти данные дополняют и наблюдения отечественных нейропсихологов. У детей, родившихся в середине 1980-х, в 1990-е широко распространился так называемый дисгенетический синдром — дисфункция стволовых и подкорковых образований мозга, одним из проявлений которого как раз является СДВГ (Семенович, 2010, с. 384; Безруких и др., 2009, с. 22; Мачинская и др., 2013). Важно, что среди причин развития этого синдрома являются ссоры в семье и репрессивные виды воспитания (лишения, физические наказания) (Безруких и др., 2009, с. 15; Крюкова и др., 2005, с. 192). Что интересно, хронологически 1985-й год в СССР связан с легендарной горбачёвской Перестройкой, и это наводит на мысль, что в условиях глобальных социальных стрессов родители невольно несут всю возникшую напряжённость в семью, что не может не отразиться на заботе о детях и, следовательно, на их развитии. Вероятно, глобальные социальные стрессы наиболее сильно бьют именно по нуклеарной семье, ведь эмоциональная ёмкость её сильно ограничена, и привносимое извне напряжение сразу плещет через край, затопляя всех её членов. В этом же ключе отмечается влияние депрессии на функционирование лимбической системы мозга и дальнейшее развитие психосоматических расстройств (Зотова и др., 2018, с. 30), и потому не оказывается удивительным, что если в 1980–1983 гг. среди младших школьников обладателями тревожно-депрессивной симптоматики были лишь 12–16 %, то уже в 1990–1993 гг. (самый пик социальных катаклизмов на постсоветском пространстве при распаде СССР) таковых стало аж 72–75 % (Счастный, Горбацевич, 2012). В период 1991–1995 гг. заболеваемость психическими расстройствами выросла на 23,6 %, а до конца 1990-х выросла ещё на 17,3 % (Дмитриева, Положий, 2009, с. 145). Число пациентов с шизофренией с 1991-го по 2000-й годы выросло на 25,5 % (там же, с. 151).

Если ещё можно предположить, что взрослые "сходили с ума" по причине социальных трагедий, то объяснить причину точного совпадения с этим по времени и глобальной «эпидемии» дисфункции стволовых и подкорковых структур мозга среди детей можно уже только тем, что именно родители несли в семью все свои стрессы. Всё это происходило опосредовано — через родителей. Которые купались в стрессе, как дельфины в море. Дети оказывались запертыми в глубоководном батискафе под названием «семья» вместе с родителями, и никакой альтернативной поддержки у них не было. Могло ли подобное произойти в условиях «большой» семьи, где эмоциональное пристанище найти было куда проще?

Кто-то может поспорить с ролью именно нуклеарной семьи в распространении дисфункций детского развития, сославшись на факт, что в последние годы дети даже самых малых возрастов всё больше времени проводят перед экраном телевизора, компьютера или смартфона, что не может не сказываться на формировании мозговых структур. Психологи и нейробиологи действительно всё активнее бьют тревогу по этому поводу, поскольку влияние "экранных устройств" на развитие ребёнка оказывается далеко не позитивным (Медина, 2013; Пацлаф, 2011). Наверное, каждый из нас знает семьи, где ребёнок часто остаётся один на один с экраном, пока родители заняты чем-то более важным. Но если вдуматься, то могло ли произойти подобное, если бы рядом с ребёнком были другие взрослые? Конечно, нет. Ребёнок всегда предпочтёт взаимодействие с взрослым, а не с мерцающим экраном. Так что да, дело всё же в глубоко изолированной нуклеарной семье, в рамках которой только и могли возникнуть «экранозаменители» родителей.

Известно, что темпы урбанизации сопряжены с ростом и психосоматических заболеваний (Зотова и др., 2018, с. 9), и обычно в этом вопросе принято заострять внимание на городе как на скученном анонимном сообществе, которое и стрессирует людей. Но если посмотреть на город в первую очередь как на оплот нуклеарных семей? Может, причина именно в этом, а не в большой анонимной скученности?

3. Семья как источник психозов

Ещё в конце XIX века учёные заговорили о связи между отношениями в семье и развитием шизофрении (Эйдемиллер, Юстицкис, 2008, с. 325). Вскоре даже возник термин "семейный удар", которым описывали ситуацию возвращения психотического больного после лечения в семью, где он вновь оказывался погруженным в прежние отношения, что увеличивало риск обострения заболевания. Но куда больше внимания семье в развитии шизофрении стало уделяться только в середине XX века. В 1960-е годы в психиатрии, склонной искать причины аномального поведения и мышления людей в «неправильной» работе мозга, в его биологии, возникло такое течение, как антипсихиатрия, в рамках которого считалось, что к сбоям в работе психики непосредственное и важнейшее влияние оказывал жизненный опыт пациентов. Чем больше стрессовых воздействий в раннем детстве, тем больше вероятность, что впоследствии такие люди обретут диагноз шизофрении. Ключевую роль в данном направлении получила пресловутая нуклеарная семья.

Вышедшая в 1955 году масштабная работа психиатра Сильвано Ариети "Интерпретация шизофрении", наделавшая много шума (и в 1975-ом даже получившая Национальную Книжную Премию США), сразу обозначила, что одной из причин данного диагноза оказываются внутрисемейные отношения. Именно нуклеарная семья высвечивалась главным фактором нарушения психики человека. Долгая зависимость ребёнка от взрослых вследствие масштабных социальных перемен последнего времени оказывается базисом для развития шизофрении. Ариети указывал, что только в меньшинстве случаев шизофрении ребёнок в состоянии сохранить хороший образ матери. Чуть раньше этого Фрида Фромм-Райхман ввела в обиход термин "шизофреногенная мать", описывающий особый тип матерей с таким поведенческим комплексом, который и порождает в психике развивающегося ребёнка шизофренические тенденции (Fromm-Reichman, 1948). Для описания "шизофреногенной матери" даже возникла метафора "refrigerator mother" или «мать-холодильник», подчёркивающая её эмоциональную отстранённость от своего ребёнка. Позже Теодор Лидз c коллегами развили концепцию до более расширенного варианта — до "шизофреногенных родителей" (Lidz et al., 1965).

В ряду «антипсихиатров» себя проявили такие легендарные исследователи, как Гарри Стэк Салливан, Рональд Лэйнг, Грегори Бейтсон, Лорен Мошер, Томас Сас, Теодор Лидз, Алис Миллер, Фрида Фромм-Райхман и многие другие. Самым же радикальным сторонником движения выступил Дэвид Купер, автор работы "Смерть семьи" (1971), где он прямо указывал на те травмирующие воздействия, которые современная семья наносит личности человека, стандартизируя её для жизни в современном обществе. Семья, в понимании Купера, является посредником