— Через месяц? Когда ты начал их строить?

— Через две недели после нашего первого разговора о Людях Огня. И не строить — некоторые корабли я просто переделывал из существующих. Сперва думал об эвакуации собственных граждан куда-то на Остроговы острова. Потом понял, что твой план дает нам тень надежды и что нужно сотрудничать. Что мне нужно твое племя, чтобы спасти город. Нам нужны люди на стены, нужны кузнецы и жрецы, варящие драконье масло.

Мы идем бесконечными коридорами и складами, освещенными теплым пламенем газовых ламп. И я снова вижу, что везде кипит работа и идут приготовления к осаде. Отовсюду слышно тарахтение и шум больших водяных колес; выступающие из стен оси вертят кожаные ремни трансмиссий, огромный чан кружит, наполненный обработанными каменными шарами — там выглаживается амуниция для баллист и онагров, — громоздятся бочки, глиняные кувшины, корзины и сундуки.

Я смотрю на все это, и до меня начинает доходить, что готовится. Осады. Битвы. Две крупные морские операции. Доходит до меня тяжесть всего этого. Буквально. Тяжесть в непосредственном смысле этого слова. Тысячи и сотни тысяч тонн. Рычаги. Метательные машины. Бревна, железная оковка, солонина, залитая жиром, мука, сушеные и квашеные овощи, соленья, песок для гашения, пиво, мотки корпии на перевязку. Сотни сапог. Пояса. Кольчуги. Все — в огромном масштабе. Я смотрю на мануфактуру, которая поставила на поток изготовление мечей и шлемов. Шлемы глубокие, охраняющие затылок и щеки, — не легкие капеллины городской стражи. Они заполняют каменный зал, насаженные один на другой, творя сверкающие столпы. Я даже не пытаюсь их посчитать. Не пытаюсь представить себе их надетыми на тысячи голов воинов, женщин и подростков, из которых многие погибнут. Сожженные, упавшие со стен, нашпигованные стрелами, раздавленные каменными шарами. «Все способные носить оружие». И это вызвал я. Тяжесть.

Гигантская тяжесть. Ужасная.

Это должна быть спасательная операция. Один человек, с лицом, измазанным древесным углем, ползет ночью с ножом в зубах, чтобы резать веревки пленникам, срывать примитивные засовы и сворачивать шеи захмелевшим и сонным стражникам. Он освободит нескольких человек из рук банды дикарей с палицами.

Это я умею.

Тем временем еще немного — и я буду командовать флотом и ставить против вражеской армии строй из тысяч воинов. Тактика, стратегия, кампании на море и суше, фланги, построения и артиллерия. Раненые. Запасы. Лагеря. Пленники. Допустимые потери. Самозваный, аматорский primus pilus, praefectus Drakkainen.

Господи…

He могли они послать какого-то генерала?

Это мы не отрабатывали.

Мы одолеваем километры коридоров, инспектируем мануфактуры, глядим на связки копий для катапульт, стрел для луков и арбалетов, кипы самих арбалетов. Я смотрю на это и чувствую в желудке что-то странное. Горячая железная перчатка стискивает мои внутренности за солнечным сплетением. Тяжесть в ногах и легких.

Страх.

А потом это ощущение незаметно растворяется. Цифраль контролирует ситуацию. Остается мое обычное неестественное спокойствие. Техничное и существенное.

Когда мы выходим наконец на поверхность, на залитые солнцем каменные улочки Ледяного Сада, у меня кружится голова.

— Мне нужно показать тебе еще кое-что, — говорит Фьольсфинн, набрасывая капюшон на наросты черепа. Мне известен этот тон. Гордость и удовлетворение. Хочет показать мне нечто и ждет похвалы.

Любит производить впечатление. Еще одно вновь введенное в дело древнее изобретение? Зеркало Архимеда, чтобы жечь корабли, или что-то в этом роде. Только бы не Колосс Родосский, молю. Я слишком устал.

— Отчего ты не можешь ничего сказать нормально? Отчего всегда должна быть презентация? Вместо того, чтобы сказать, что нам нужно две тонны хлеба, ты ведешь меня в пекарню, чтобы я лично подсчитывал буханки. Я едва живой.

— На этот раз будет презентация. Дело исключительно важное, и я бы отнес его к секретным. Ты должен увидеть, иначе не поймешь. На улице ничего не сумею объяснить.

— Милость божья, тут что, кто-то говорит по-английски?

— Нет. Но ты просто не поверишь на слух, а зачем терять время?

И вот мы идем. Снова в Башню Шепотов. В наш центр спецопераций. По улицам между лавками и тавернами, полными спокойных, ничего не подозревающих горожан.

А мы незаметно проникаем на охраняемую, закрытую территорию внутри стен Башни Шепотов, проходим в потайную дверь из прихожей в одном, казалось бы, обычном жилом доме. Проходим по коридору, стоим в ползущем вверх лифте. Я надеюсь, то, что мне покажут, того стоит. Не выношу Башню Шепотов. Она меня подавляет и пугает. Ее зловещая тень, режущая город, напоминает мне, что власть здесь нужно осуществлять и что всякая власть обладает своими мрачными сторонами и секретами.

Комната располагается высоко, почти под верхней террасой. Это пустое круглое помещение с окнами, вырезанными в базальте, которые смотрят во все стороны света. Посредине, на черном посверкивающем постаменте, находится статуя. Простая, отполированная маска без выражения смотрит пустыми щелями глаз; она торчит в паре метров над полом, опершись на ажурные нетопырьи крылья, касающиеся кончиками пола. Маска с крыльями летучей мыши.

Я обхожу объект, приняв позу ценителя искусства: одна ладонь под мышкой, другая — мнет подбородок, голова чуть опущена.

— Понимаю, — прерываю я тишину. — Ты хочешь показать мне, что даже человек, у которого забот полон рот, может найти минутку-другую на хобби, а то и на искусство. Это только проблема соответствующей организации времени. Но я знаю об этом, меня этому учили всю жизнь, просто у меня неупорядоченная натура.

— То, на что ты сейчас смотришь, — это наибольший твой козырь, — заявляет он. — Достаточно вложить лицо в маску, и ты сделаешься невидимым летающим демоном. Крылатой головой. Можешь полететь куда захочешь, не покидая Башню Шепотов физически. Проводить разведку и досмотры. Присматривать за операциями. Это твой шпионский спутник, самолет-разведчик и дрон — три в одном. Ты морочил мне голову насчет стеклянного шара. Прошу! Полагаю, что это даже лучше.

Некоторое время я молчу и стараюсь понять, что такое он говорит. Обхожу крылатую маску еще раз, но теперь осторожно, словно она может меня укусить.

— Есть вероятность влиять на физический мир? На уровне материи? Что-то протаранить?

Он удивленно смотрит на меня.

— Ну что ты! С ума сошел? Летать будет не двадцатикилограммовая кованая статуя. Отправишься в мир лишь как призрак. Самое большее, можешь влиять на мир магически, но и то в небольших пределах, поскольку слишком много фактора «М» у тебя не окажется.

— Ну так полечу прямо к ван Дикену и превращу ему голову в чайник или печеного ягненка по-далматински-. Потом превращу Фрайхофф в жабу — и конец войне.

Он качает головой.

— Забудь о таком.