— Он говорит, что курит по настроению. То один, то другой, то третий, потому что все разные и все хорошие…

— Ну да, ему ж делать не хера — сиди и шаби себе день и ночь! — с завистью понял Сатана.

— Давай возьмем самый дорогой, «Супер афган»! — решил Нугзар. — В принципе, самый дорогой должен был самым лучшим. Мы же в капитализме, не так ли?

— Давай сперва понюхаем! Нос! Лац-луц! Понюхать, френд! — И Сатана властным жестом указал на свой рубильник, а потом — на один из пакетов.

— О'кей! — Барыга стал терпеливо открывать пакеты и давать нюхать, но гашиш из пакетов не вытаскивал и зорко следил за руками, что было отмечено Сатаной, который, внюхиваясь в очередной пакет, сказал:

— Тут не сломаешь — сечет!

— Да, это тебе не Рублевка с Чарликом! — засмеялся Нугзар, вспоминая зачуханных авлабарских барыг, которых через день кидают.

Сатана попытался войти с барыгой в долгий контакт с помощью «лац-луц» и «орера», однако барыга вежливо, но настойчиво закрыл пакеты и попрятал их по полочкам.

— Вон там самый резкий запах был. Тот надо брать! — указал Сатана, видя, что бал окончен.

— Пять граммов! Да, вот этого, пожалуйста! — протянул Нугзар деньги.

Барыга отломил кусочек от выбранного пласта, бросил на весы. На табло появилось: «4, 8». Он добавил крошку и, дождавшись «5, 2», взял все с весов, сунул в маленький пакетик, заклеил его, прилепил фирменный кружочек и с улыбкой протянул Сатане:

— Смок, френд!

Приятели молча следили за ним. Особенно их умилила крошка, которую Сатана ласково назвал «пешкеш».

— Вежливый барыга, с добавкой дал, пешкеш не забыл! У нас бы его сто раз в день кидали!

— У нас и невежливых каждый день кидают. Я всегда был против. Зачем? Это то же самое, что каждый день прогонять любовницу, а потом бегать и искать новую. Кстати, и тут особо не раскидаешься. Надзор сечет! — отозвался Нугзар, заметивший, что, когда они подошли к будочке, на нее стал чаще поглядывать бармен, пару раз наведался мускулистый бой-прислужник, посматривали, словно невзначай, долговязые парни, лениво гонявшие шары на бильярде. — Они защищены, не сомневайся…

— Кинуть можно.

— Это другой вопрос. Но зачем?

— Просто ради кайфа.

Они расплатились, но курить в кафе не стали, вышли. Как всяких настоящих морфинистов, гашиш их особо не интересовал: приятели привыкли к ударным дозам иного, куда более сильного средства, а гашиш — это так, поиграться. «Курить дурь — как дрочить, а колоться — как ебаться!» — любил повторять Сатана лагерную премудрость. На улице они попали в людской водоворот. Было около десяти часов вечера. Улицы сияли и шумели.

— Все люди идут куда-то, — сказал Сатана.

— И мы пойдем.

Они перешли через мостик у желтого «Фебо», где блестели автоматы с закусками, и выбрались на большой канал. В глаза ударил красный свет.

— Ва-а-а-й!.. — протянул Сатана. — Мамочка!

Вдоль канала тянулись красные фонари. По набережным — готические здания с яркими всплесками витрин с проститутками. Мимо витрин валила толпа, особо завихряясь возле некоторых.

— А ты хотел к той носатой залезть! — вспомнил Нугзар. — Смотри, где мы!

— В раю, — признался Сатана.

Они двинулись за толпой, рассматривая живые картины в витринах. Оттого, что можно было войти в любую дверь, они не спешили, ожидая, что самые красивые женщины еще впереди. Но вот друзья добрались до конца набережной, где начинался глухой и темный угол. Тут тоже оказались витрины, но подвальные, в них сидели только темнокожие женщины. Многие из них были толсты, неповоротливы и поразительно похожи на грустных обезьян.

— Как в карцере… Тут, наверное, подешевле, — пробормотал Сатана, уже успевший узнать цены на главной улице. Он жестом спросил у одной негритянки: — Синг-синг? Хип-хоп? Орера?

Толстуха подняла розовую пятерню. Он отмахнулся. Она опустила два пальца. Он покачал головой. Тогда она опустила еще один палец.

— За двадцатку согласна, — сказал Сатана. — Она и за десятку будет рада отсосать, но уж очень противная. Эти чернорожие мне не нравятся. Посмотри, лапы какие мерзкие!.. Розовые, словно с них шкуру содрали…

Негритянка проводила их долгим грустным взглядом гориллы, не получившей банана.

— Ты ей нравишься вроде, — усмехнулся Нугзар. — Тебе она и бесплатно даст.

— Да ну, как в зоопарке, — ответил Сатана, отплевываясь. — Мне кажется, они черные от грязи, а я очень воду люблю…

— Ты не прав. Вон к той я бы зашел, — указал Нугзар на изящную мулатку в наушниках — она сидела на диванчике, раздвинув ноги, и призывно водила пилочкой для ногтей по грудям и бедрам.

— Это еще ничего, можно, — согласился Сатана, принимаясь за спасительный клок.

На улице с китайскими девочками Нугзар стал оглядываться с интересом — чем-то эти куколки его волновали, тянуло их мять, трогать и гладить, как игрушки. Упорно вспоминался китаец из зоны, который говорил, что тот, кто хоть раз в жизни переспал с «китайской породой», на других — больших — женщин и смотреть не захочет. Это словно после ласкового податливого легкого пони взгромоздиться на неуклюжую, громоздкую дылду-корову.

Около ратуши шла веселая жизнь — горели бары, играла музыка, все ходили по мостовым, нехотя пропускали редкие, виновато урчащие машины. Сквозь толпу серыми шуршащими тенями прошныривали велосипедисты. Тут же крутились темные уличные барыги, предлагавшие свой товар. Сатана с помощью спасительных «лац-луц», «пиф-паф», «орера» завел с ними обстоятельную беседу. Барыги оживились, стали приставать сильней и требовать, чтобы он наконец что-нибудь купил.

— Настырные, — сказал Нугзар, замечая, что некоторые довольно злобно хватают Сатану за рукава. — Тут, видно, не принято просто так болтать. Пришел — купи…

— Купим? — спросил Сатана, мало обращая внимания на приставал и бесцеремонно отряхивая их с себя, как блох.

— Как хочешь. Только могут и туфту пихнуть. Тут меню нету, — предупредил Нугзар. — Ищи их потом!

— Правильно, — согласился Сатана. — У нас еще есть колеса… Как ты думаешь, мы их сможем потом найти?

— Ты их не сможешь не найти, — засмеялся Нугзар. — Это их жизнь. Они синие уже от кайфа, вон, дым сосут какой-то химический…

Приятели оглядели стайку. Барыги, решив, что клиенты совещаются, опять стали наперебой тыкать пакетики, узелки и шарики.

— Опиум?

— Ноу опиум.

— Проба? — сказал Нугзар.

— Ноу проба, — ответили они.

— Морфий?

— Ноу морфий!

Тогда Нугзар пожал плечами:

— Сорри! — и прошел сквозь них.