И вот мы собрались на последнее занятие в литературной студии. Еще через два дня СД должен был освободиться. А сегодня должен был выйти в свет наш журнал “Глазами кота”, планировался большой праздник. С выставкой картин осужденных, с концертом тюремных групп. Кейси, СД и Шабазз должны были прочесть свои произведения со сцены. Экземпляры журнала обещали раздать всем.

Мы все с нетерпением ждали, когда выйдет журнал, но никто из нас и представить себе не мог, каково это. Увидеть напечатанными слова, которые ты написал. “Где СД?” – спросила миссис Бевинс. Мы не знали. Она выдала каждому из нас по двадцать экземпляров. Мы читали свои произведения друг другу вслух, аплодировали друг другу. А потом просто сидели молча, перечитывая то, что написали сами.

Из-за праздника занятие закончилось пораньше. Пришли надзиратели целой толпой, отперли двери между нашей комнатой и художественной студией. Мы помогли расставить столы для фуршета. Стопки нашего журнала смотрелись красиво. Зеленые на пурпурных бумажных скатертях. Ребята из школы садоводства принесли огромные букеты. На стенах висели картины, на подставках стояли скульптуры. Одна из рок-групп настраивала инструменты.

Сначала сыграла одна группа, потом состоялись наши чтения, потом выступила вторая группа. Чтения прошли отлично, музыка была классная. Кухонная обслуга принесла еду и прохладительные напитки, все встали в очередь. Надзиратели толпились в зале десятками, но тоже, похоже, прекрасно проводили время. Пришел даже Бингам. Все собрались, кроме СД.

Она заговорила с Бингамом. Он классный мужик. Я увидел, как он кивнул, подозвал надзирателя. Ясно, Бингам разрешил ей подняться на ярус.

Вернулась она быстро, хотя на ярус надо подниматься по высокой лестнице и пройти через шесть запертых железных калиток. Присела на стул. Вид у нее был совсем больной. Я принес ей банку пепси.

– Вы с ним поговорили?

Она покачала головой:

– Он лежал, укрывшись одеялом, не отвечал мне. Я просунула журналы через решетку. Как же там жутко, Чез. Его окно разбито, дождь льется внутрь. И эта вонь. В камерах так темно, так тесно.

– Между прочим, сейчас там – рай небесный. Пока на ярусе пусто. Вообразите, как в такой камере сидят вшестером.

– Пять минут, джентльмены!

Дикси, Ким и Кейси обнялись с ней на прощанье. А мы, мужчины, даже ничего ей не сказали. Я даже не взглянул. Но услышал, как она сказала: “Берегите себя, Чез”.

Только теперь я понял, что по второму разу делаю последнее задание. И что опять не вполне справился. Потому что я упомяну про труп – сообщу вам, что СД был убит сразу после того, как вышел из окружной тюрьмы, в тот же самый день.

Он понравился мне сразу, еще по телефону. Неунывающий голос с хрипотцой, в котором есть и улыбка, и секс – ну, знаете, что я имею в виду. Как мы вообще разгадываем характеры по голосам? Дама-информатор телефонной компании – назойливая и высокомерная, а ведь она вообще не человек. А парень с кабельного телевидения: “Уважаемые клиенты, мы вас очень ценим и хотим доставить вам удовольствие…” В его тоне отчетливо слышится презрение.

Я когда-то работала на телефонном коммутаторе в больнице, целый день разговаривала с разными врачами, которых в глаза не видела. У всех нас были свои любимцы и те, кого мы в грош не ставили. Ни одна из нас никогда не видела доктора Райта, но голос у него был такой ровный и спокойный, что мы в него влюбились. Если требовалось вызвать его по пейджеру, мы все клали на пульт по доллару и начинали стремительно поднимать трубки. Всем хотелось попасть на его ответный звонок – выиграть деньги и произнести: “Здравствуйте, доктор Райт. Вас просят в интенсивную терапию, сэр”. Мне так и не удалось повидать доктора Райта в реальной жизни, но позднее я перешла в приемное отделение и перезнакомилась со всеми врачами, с которыми раньше только говорила по телефону. И вскоре обнаружила, что они такие же, какими мы их навоображали. Лучшие специалисты – те самые, кто отвечал по телефону быстро, вежливо и четко, а так себе врачи – те, кто часто на нас орал, шипел: “У вас на коммутаторе одни дефективные работают, что ли?” Это они сплавляли своих пациентов в приемное отделение, а пациентов с бесплатной страховкой – в окружную больницу. Самое поразительное: те, у кого сексапильный голос, и в реальной жизни оказались сексапильными. Но нет, я не могу описать, как некоторые придают своему голосу особый оттенок – будто только что проснулись или жаждут лечь в постель. Послушайте голос Тома Хэнкса. Нет, только не Хэнкса. Ну хорошо, голос Харви Кейтеля. А если Харви не кажется вам сексапильным… просто закройте глаза.

У меня очень приятный голос. Характер у меня сильный и даже вредный, но из-за голоса всем кажется, будто на самом деле я мягкая. Голос у меня молодой даже в мои семьдесят. Ребята из “Поттери Барн” со мной флиртуют: “О, вам, наверно, очень понравится лежать на этом ковре”. И тому подобное.

Я пыталась найти мастера для укладки плитки в ванной. Те, кто размещает в газетах объявления типа “все виды ремонта, малярные работы”, на самом деле не хотят работать. Либо “у меня сейчас все дни заняты”, либо попадаешь на автоответчик, фоном играет “Металлика”, а потом так тебе никто и не перезванивает. Я сделала шесть попыток, и только Б. Ф. сказал, что придет. Он взял трубку: “Да, это Б. Ф.”, и я сказала: “Привет, а это Л. Б.” И он засмеялся, с расстановочкой. Я сказала ему, что мне нужен пол, а он сказал: “Я весь ваш”. И что может подъехать в любое время. Я подумала: наверно, двадцатипятилетний нахал, красавчик с татуировками и панковским гребнем, ездит на пикапе, держит собаку.

В обещанный день он не появился, но на следующий день перезвонил, сказал, что кое-что не срослось. “А можно сегодня после обеда?” Можно-можно. Ранним вечером я увидела, что подъезжает пикап, услышала, как он барабанит в мою дверь, но до прихожей добралась не сразу. У меня жуткий артрит, а еще я путаюсь в шланге от моего кислородного баллона. “Придержите лошадей!” – крикнула я.

Б. Ф. хватался за стену и за перила, задыхаясь и кашляя после восхождения на три ступеньки. Он был необъятный: высокий, тучный дряхлый старик. Я унюхала его еще из прихожей, пока он, стоя на крыльце, пытался отдышаться. Табак, давно нестираный шерстяной свитер, тухлая испарина пьяницы. Его голубые, как у младенца, глаза с набрякшими красными сосудами улыбнулись мне. Он понравился мне сразу.

Он сказал, что не прочь был бы немножко подышать моим воздухом. Я посоветовала раздобыть такой баллон, но он сказал, что боится взорваться: он же курит. Вошел, направился в ванную. Показывать ему куда идти не требовалось. Я живу в трейлере, легко догадаться, где у меня может быть ванная. В общем, он целеустремленно пошел в ванную, на каждом шагу сотрясая трейлер. Я немного посмотрела, как он делает замеры, а потом присела на кухне. Запах доносился и туда. Его вонь стала для меня прустовской “мадленкой”: воскресила в памяти моего дедушку и дядю Джона – и это только для начала.

Дурные запахи могут быть приятными. Легкий аромат скунса в лесу. Конский навоз на ипподроме. Одна из самых пленительных черт тигров в зоопарках – запах неприрученного зверя. На корриде мне всегда нравилось сидеть на галерке, чтобы видеть все – как и в оперном театре, – зато, если сидишь у barrera[281], можешь почувствовать запах быка.