Добрый и терпеливый кельнер еще два раза лазил внутрь, пока наконец не заставил автомата исполнить свой долг. Доктор выпил наконец после долгого ожидания свой глинтвейн и ушел.

А уходя, он думал очень гордо: а 10 пфеннигов все-таки мои! Вот я завтра куплю на них мятных лепешек!

Глава 3

На другой день Доктор сел в поезд и приехал в Майнц. Здесь у него была пересадка, и он ждал поезда 10 минут. В это время он увидел на платформе автомат с мятными лепешками. Он весело вынул 10 пфеннигов, подошел к автомату и вежливо опустил их в щелку, а потом потянул за ручку. Он тянул изо всех сил, но автомат смотрел на него сердито и очень укоризненно и не отдавал ни денег, ни лепешек.

У всех прочих автоматов были кнопки, на которые надо было нажать, и тогда они отдавали или деньги, или конфеты, а этот грозный автомат свою кнопку куда-то спрятал. Тогда Доктору стало стыдно.

Он понял, что у добрых автоматов есть закон: «все за одного, один за всех». Он пристыженно отошел и сказал себе: так тебе и надо, другой раз не обижай бедных автоматов! И когда он так подумал, он исправился. И автомат на другой платформе, приветливо улыбаясь, выдал ему за новые десять пфеннигов коробочку мятных лепешек, выбрав для него самые вкусные.

Автор просит прибавить, что здесь ни одного слова не выдумано.

Теперь возвращаюсь к рассказу «От Майнца до Кельна по Рейну».

Погода с утра была облачная, но не безнадежная. А когда стали подъезжать к Майнцу, то совсем разъяснилось и выглянуло яркое веселое солнышко… Путь от Майнца до Кобленца весь без перерывов идет по самому берегу Рейна, как трамвай «А» по самому берегу Москвы-реки[300]. Вместе с Рейном он вьется то направо, то налево, то прямо назад, между высоких скалистых берегов с зáмками наверху и городками внизу; а на Рейне кишмя кишат пароходы – всё буксиры с барками. Буксиры не глиняно-желтые, как на Волге, а блестяще-черные, с зеленой, темно-синей и белой отделкой; и всё вместе замечательно красиво. Ну и досталось же бедняжечке «бебику»! Некогда было дать ему передохнуть, а у меня рука устала беспрерывно заводить его! Поезд мчит быстро, как все D-Zug’и в Германии, излучина сменяется излучиной, один вид краше другого. Я уж решил, что эту вещь надо показать вам подробно. Бедный «бебочка» совсем задыхался, но снял 5,5 катушки. Погода была очень мила, и только в Кобленце, где все кончилось, солнце зашло за тучи. От Кобленца до Кельна места равнинные, и поезду незачем жаться к реке. Он возвращается к Рейну только урывками. В Кельн приехали в чудесную безоблачную погоду, и я колебался, не застрять ли там из‐за этого на пару часов, но «бебик» сказал, что, по его мнению, не стóит, и я послушался. Через 19 минут снова E-Zug’ом с толстым 1’D’1 покатил дальше в Дортмунд через Дюссельдорф – Дуйсбург – Эссен, то есть все еще вниз по Рейну, но уже далеко от реки. Чудная погода осталась до вечера (только сейчас буря и дождь), и весь путь через Рур был очень интересен, но «бебик», утомясь, спал, и больше ничего не снимал. В Дортмунде успел еще получить в банке толику денег и помчал домой письма читать. Пока спокойной ночи, до завтра! Пишите! Ваш Доктор

‹…› Нютик, по поводу моего атласа. Спасибо, что ты так верно предположила возможные мои чувства в случае отказа и заранее пришла мне на помощь. Но, видишь ли, если даже Springer не возьмет, то можно действовать еще дальше. Во-1‐х, Атцлер говорил, что тогда он его пошлет к Thieme. Во-2‐х, может быть, я тогда поеду с ним нарочно к Bethe во Франкфурт (Bethe очень и очень влиятелен вообще, и у Springer’а в частности). Потом напишу Steinhausen’у и т. д. Словом, увидим, Нютик. Твоя стилизация в конце 2‐го письма (…глазенки все повыглядывала…) – прелесть, как и одна молодая женщина, в которую я, назло тебе, по уши влюблен. Ее зовут нежным-нежным именем: Рудочка или Руднечка. Она темноволосая, с темно-карими глазами. Я ее уже давно не видел, но вижу как живую! Вот!

<Дортмунд, 3/XII>

…Карлинька, вот тебе отчет или дневник. Утром делал съемку; выходит все гладко и хорошо. Потом проработал Нютину, очень интересную статью. Днем, Карлушенька, еще с нею позанялся, а под вечер пошел к Атцлеру в кабинет. Известий от Шпрингера все еще нет, но Атцлера это не беспокоит. Он считает, что это скорее хороший знак, и советует обождать примерно до четверга. …На завтра вечером приглашен к нему ужинать с Горкиным, а на четверг зван к Графу. Вот и визитка дважды еще пригодится, а потом ее продáм, не здесь, так в Берлине. Со вчерашнего дня ввел в свой пищевой обиход апельсины, которые здесь дешевы: 12–15 пф. штука. Ах, Карлушенька, какой вчера Рейн был красивый! Надеюсь, что «бебик» и тебе его покажет… Напиши, чего тебе привезти. Бабы, а, бабы, чего ей привезти или прислать? Новый прицеп со столиками, круглые номерá линий трамваев Франкфурта удивительно напоминают московские трамваи, и я долго не мог понять, почему именно франкфуртский № 15 мне так напоминает Москву. Только здесь уж сообразил. Да, книжка про соборы тебе понравилась? Ведь это тебе сыночий подарок! Пиши! Коля

<Дортмунд, 4/XII>

Анютушка, вот сегодня как раз месяц, что я в Дортмунде. Скоро поеду поближе к вам. Сегодня утром опять делал съемку, то есть делал ее уже сам Леманн, под моим контролем, и, к своему удивлению, установил отличный унисон сирены с камертоном (а он уверяет, что еще в школе слыл самым немузыкальным учеником). После съемки пошел с Frl. Stern, сотрудницей Леманна, переводить мою статью о зеркальной методике[301], которая будет печататься в Arbeitsphysiologie. Я диктовал ей по русскому тексту, а она писала. Потом она подправит стиль, и все будет хорошо. Мы сделали меньше чем за 2 часа 7,5 страницы машинки, то есть целую треть статьи. Сейчас пойду обедать, потом съезжу ненадолго в город, а потом буду делать опыт с Мейером по нистагму…

<Дортмунд, 5/XII>

Татьянка, скверная, сегодняшняя фотохроника превзошла все ожидания. И снимки отличные, и идея их еще лучше, и текст отличный, а всего лучше виньетки… Сейчас моя биография такая: днем после обеда делал чертежи к зеркальной статье, потом