– Прекрасный план! – не моргнув глазом, одобрил Новицкий. – Если желаете, мы с коллегой, господином Медниковым, с удовольствием возьмем на себя роль ваших гидов Москве. Если не желаете – благоволите только сообщить точную дату прибытия в Петербург! Там вас ожидает очень приятный сюрприз!

– Не люблю сюрпризов! – рассмеялся Бале. – Мне их и в Японии хватало. А что вы имеете в виде, мсье Новицкий?

– Руководствуясь представлениями консула Павлова из Шанхая, а также Генерального штаба русской армии, высоко оценивших вашу работу в Японии, о вашем прибытии в Россию доложено его императорскому величеству, Николаю II. Император с нетерпением ждет вас в Петербурге, чтобы… И хотя это пока секрет, мсье Бале! – предупредил с самым таинственным видом Новицкий. – Император намерен удостоить вас боевой награды из собственных рук его императорского величества!

Француз был слегка ошеломлен и явно тронут:

– О-о, ваш царь знает о скромном французском журналисте? Может ли такое быть?

– Но вы ведь далеко не простой журналист, мсье Бале! – со значением понизил голос Новицкий, сделав ударение на словах «не простой».

– Право, я даже не знаю, – заколебался француз. – Разумеется, принять награду из рук русского императора – великая честь… Но что скажет об этом мой шеф, главный редактор газеты мсье Кошон? Чего доброго, меня могут упрекнуть в том, что я пренебрегал обязанностями собственного корреспондента в Юго-Восточной Азии в пользу рискованных поручений русского посланника в Шанхае!

– Это предусмотрено, мсье Бале! – торжественно пообещал Новицкий. – Государь просил передать, что может принять вас по малому дворцовому протоколу. То есть без широкого освещения в российской печати и вашей аудиенции у императора, и получении из его рук награды! Этот вопрос целиком и полностью оставлен на ваше усмотрение!

На глазах француза блеснули слезинки:

– Весьма, весьма польщен, господа! В жизни не думал, что удостоюсь чести быть лично известным русскому царю! Но… Но тогда, может быть, мне не стоит задерживаться в Москве и испытывать терпение императора великой державы?

– Не беспокойтесь, мсье Бале! Двое суток для осмотра достопримечательностей Москвы – вполне разумный повод для задержки!

– А мой гардероб, мсье? – вдруг с ужасом воскликнул Бале. – Я не смогу появиться при дворе монаршей особы в дорожных отрепьях! Мне нужен новый фрак, по крайней мере!

Новицкий с сомнением поглядел на «отрепья», которыми щепетильный Бале назвал великолепную черную пиджачную пару, на стрелки брюк, которые француз, несмотря на двухнедельные вагонные мытарства, сумел сохранить в свежеотглаженном виде. Но у него было решение и этой проблемы:

– Лучший портной Петербурга, мэтр Циммер, который обшивает парадными мундирами весь высший свет, к вашим услугам, мсье! – торжественно объявил поручик, словно невзначай проглотив окончание истинной фамилии Соломона Циммермана. – Он уже предупрежден и готов «построить» для вас фрак за сутки!

Когда все сомнения француза были устранены, он, помявшись, сообщил, что раз так – он готов разделить пребывание в Москве с господами Новицким и Медниковым, и через два дня выехать с ними в Петербург.

Как ни чесался язык у Евстратия Медникова – порасспросить француза об Агасфере, его встрече с ним – он смолчал, помня строгое предупреждение Лаврова: ни о Берге, ни о его письме ни слова! Если он, конечно, сам об этом не заговорит.

К концу вторых суток «веселого времяпрепровождения» в Златоглавой Медников уже начал тяготиться вынужденным бездельем и стал слегка манкировать своими обязанностями «гида». Однако Новицкий стойко выдержал все пожелания француза, и позволил себе прилечь лишь в купе вагона второго класса, едва скорый поезд «Москва – Петербург» отправился в путь с Николаевского вокзала.

В Северной столице, сдав беспокойного француза с рук на руки Лаврову, путешественники испросили себе сутки на отсыпание, и с достопримечательностями Петербурга Бале знакомили уже другие сотрудники РО. А «мэтр Циммер» тем временем трудился над фраком гостя.

Об Агасфере француз заговорил с Лавровым сам – видимо, когда убедился, что имеет дело с «серьезной конторой». Тем не менее письмо от него Бале согласился передать лишь в руки адресата, полковника Архипова. И, таким образом, познакомился с еще одной столичной достопримечательностью – собранной полковником коллекцией старинных механических «игрушек».

Пока француз любовался экспонатами музея, Лавров тут же, в библиотеке Архипова, засел за расшифровку письма Агасфера.

Ничего принципиально нового письмо не содержало. Агасфер сообщал, что понемногу входит в доверие к «завербовавшей» его японской спецслужбе, однако никаких серьезных заданий от нее пока не получает. Он считал возможным установление связи с конторой, сигналом для чего послужило бы оставление куклы в токийском парке Уэно, на специальной площадке для подобных кукол у павильона Киёмидзу. Однако предупреждал, что не может гарантировать того, что будет иметь возможность часто проверять этот павильон. Семья Агасфера по-прежнему находится в Хакодате, в доме шотландского коммерсанта Демби – скорее всего, на положении заложников.

После осмотра домашнего музея отставного полковника Франсуа Бале был приглашен в библиотеку, где Лавров предъявил ему полдюжины фотографий мужчин средних лет. Среди них француз без колебаний опознал по одному из снимков Агасфера, посетившего его в токийском отеле «Лондон». Таким образом, все формальности были соблюдены, и Лавров вздохнул с облегчением: подозрения в том, что Бале имел дело с «подставкой» из японской контрразведки, оказались лишены оснований.

Между тем установление связи с Агасфером по-прежнему представляло из себя серьезную проблему. Прежде всего – в связи с отъездом из Шанхая француза. Осторожные вопросы Лаврова о том, имеет ли шанхайский резидент Павлов других агентов, могущих без риска посещать Японию, остались без ответа. Франсуа Бале этого просто не знал. Вздохнув, Лавров решил отложить этот вопрос на некоторое время: он требовал серьезной подготовки и наведения справок.

Памятуя о том, что сам государь сообщил Лаврову о скором своем переезде в Зимний дворец, тот озаботился аудиенцией с ним лишь после того, как фрак был готов. И вот первая неожиданность: по каким-то причинам Николай остался в Царском Селе. Вот и пришлось просить автомобиль у Ламздорфа.

Придворный протокол требовал согласования высочайшей аудиенции с министром двора, престарелым бароном Фредериксом. И тут возникло второе неожиданное препятствие: на все просьбы Лаврова сообщить государю о приезде в Петербург француза Фредерикс отвечал уклончивыми отказами.

– Поймите, ваше высокопревосходительство, его императорское высочество самолично просил меня сообщить ему о прибытии и времени краткого визита с нашу столицу французского журналиста, – убеждал Лавров министра двора.

– Его императорское величество нынче занят! – упрямо твердил старик, соглашаясь лишь внести имя француза в общий список жаждущих получить аудиенцию.