Тай поднялся на ноги. Он поклонился, три раза, в сторону кресла за занавесками. А потом дважды – женщине у окна. Она наклонила голову, но не улыбнулась. Солдаты, которые несли кресло, встали вдоль стен, высоко подняв головы и глядя прямо перед собой.

Занавески, скрывающие кресло, были красные, расшитые желтыми солнцами. Их было девять с одной стороны, как видел Тай, и должно быть девять с другой стороны, в соответствии с легендой. Слишком много блеска для смертных людей – таким был смысл этих солнц.

Он видел императора Тайцзу три раза в жизни, издалека.

Император тогда стоял на высоком балконе дворца Да-Мин, над бурлящей толпой на площади перед дворцом во время трехдневного праздника. Свита и император были так далеко и высоко, что один из студентов заметил, что они легко могли бы оказаться людьми, нанятыми для позирования в императорских одеждах под знаменами, пока настоящий двор охотится или отдыхает в Оленьем парке за дворцом.

– Августейший пастырь нашего народа желает, чтобы вы ответили на один вопрос, – тихо произнесла Цзянь.

Тай снова поклонился занавескам. Он обливался потом.

– Ваш слуга не заслужил такого почета, – выдавил он.

Из-за красных занавесок раздался голос, и в нем было больше силы, чем ожидал Тай.

– Ты действительно слышал голоса мертвых у Куала Нора?

Тай снова упал на колени, коснувшись лбом пола.

– Тебе позволено встать, – повторила Цзянь.

Тай встал. Он не представлял себе, что делать с руками. Сцепил их спереди у талии, потом уронил вдоль туловища. Ладони у него стали влажными.

– Ваш слуга слышал их, милостивый августейший повелитель.

– Они разговаривали с тобой? – В голосе слышался живой интерес. Его невозможно было не услышать.

Тай усилием удержался, чтобы снова не упасть на колени. Он до сих пор дрожал, стараясь справиться с этим. Он ответил:

– Милостивый повелитель, они не разговаривали. Ваш слуга лишь слышал их крики в ночи, с того момента, когда заходило солнце, и до момента, когда оно снова восходило.

– Крики. Гневные или горестные, сын Шэнь Гао?

Тай смотрел в пол.

– И те, и другие, августейший повелитель. Когда… когда… когда чьи-то кости обретали покой в земле, этот призрак прекращал кричать.

Воцарилось молчание. Тай краем глаза взглянул на Цзянь. Она стояла у окна, вечернее солнце сияло на ее волосах.

– Мы очень довольны, – произнес император Катая. – Ты прославил нас и своего отца. Это отмечено.

Тай опять опустился на колени.

– Великий повелитель, ваш слуга недостоин таких слов.

Из-за занавесок раздался смешок:

– Ты хочешь сказать, что я ошибся в том, что сказал?

Тай прижался лбом к полу, потеряв дар речи. Он услышал смех Цзянь:

– Мой дорогой возлюбленный, это жестоко. Ты пугаешь этого человека до смерти.

«Мой дорогой возюбленный».

Император Тайцзу, невидимый, но тоже со смехом, ответил:

– Человека, который два года прожил среди мертвецов? Надеюсь, это не так.

Тай не двигался и молчал.

– Вам позволено встать, – снова сказала Вэнь Цзянь, и на этот раз в ее голосе прозвучало отчаяние.

Тай встал.

Он услышал шорох занавесок – но с другой стороны, противоположной от него. Прошла минута, затем снова шорох.

Император сказал:

– Мы официально примем тебя, когда это будет подготовлено. Мы желали выразить свое одобрение, в частном порядке. Нам всегда нужны храбрые люди во дворце Да-Мин. Хорошо, что ты здесь.

– Ваш слуга благодарит вас, великий повелитель, – пробормотал Тай. Теперь он покрылся потом.

Император более тихим голосом сказал:

– Честь делится на три части, сын Шэнь Гао. Одна часть – сдержанность. Вторая часть – благонамеренность. Третья часть – почитание предков. Мы тебя покинем.

Тай пренебрег тем, что эта женщина сказала ему, уже три раза: он снова упал на колени и прижался лбом к полу. Он слышал шаги солдат, скрип поднимаемого кресла, затем досок пола, когда его вынесли обратно через потайную дверь.

Он думал о тех последних словах, безуспешно пытаясь вспомнить, слышал ли он их или изучал когда-нибудь. Затем – неуместно, совершенно неуместно – ему в голову пришла мысль: тот невидимый человек, который их произнес, отнял молодую жену у своего младшего сына и сделал своей наложницей; он ищет запретное бессмертие с помощью тайных алхимиков, а также строит для себя гробницу, рядом с которой кажутся ничтожными гробницы его отца и прочих предков.

Собственные мысли могут приводить в ужас…

Он услышал шаги других солдат, снова, почти бегом, пересекающих комнату. Через мгновение он поднял глаза.

Цзянь стояла у двойных дверей, одна, и улыбалась ему.

– Все прошло достаточно хорошо, – сказала она. – Признаюсь, со своей стороны, я считаю, что сдержанность слишком превозносят. Вы не согласны, Шэнь Тай?

Это было уже слишком. Слишком много разных сторон, куда тянут человека в один день. Тай просто смотрел на нее. Он понятия не имел, что сказать.

Очевидно, Цзянь прочла это на его лице и рассмеялась, вполне безобидно.

– Вы слишком утомлены моим сегодняшним приемом, – заметила она.

Тай покраснел.

– Я вас оскорбил, прекрасная госпожа?

Она покачала головой:

– Это не так. На кровати лежат подарки от Трона Феникса. Они от императора, не от меня. Мой подарок – это ваша свобода этой ночью. Маленькая каньлиньская телохранительница, так рьяно вам служащая, ждет у этой комнаты вместе с девятью другими воинами. Вам понадобятся телохранители, когда вы поедете в Синань этой ночью.

– Я еду в Синань?

– И вам лучше выехать быстро. Темнота застанет вас в пути.

– Я… что я должен…

– Мой двоюродный брат, – сказала Цзянь с улыбкой, которая могла заставить мужчину потерять контроль над своими руками и ногами, – сегодняшнюю ночь проведет здесь, вместе со мной, а завтрашнее утро – с другими людьми, обсуждая проблему Рошаня.

– Понимаю, – сказал Тай, хоть и не понял.

– Ей сообщили, что вы приедете, – сказала Вэнь Цзянь.

Тай сглотнул и обнаружил, что не может ничего сказать.

– Это мой подарок. Ваша телохранительница знает, где стоит на конюшне ваш конь. И у вас теперь есть управляющий для городского дома, который вам только что подарил император. Вам же понадобится управляющий.

– Управляющий? – тупо повторил Тай.

– Он был моим сегодня утром. Я пересмотрела свое решение. Он обязан вам жизнью. Надеюсь, он будет хорошо вам служить.