— О’кей... — тихо сказал я. — А это удобно?

— Что? — не понял Фридрих.

— Звонить конгрессмену...

— Удобно. Мы с ним когда-то вместе кончали университет в Гарварде. Делай, пожалуйста, свои дела спокойно и без лишней экзальтации. Тебе еще нужно найти своего больного приятеля-шофера.

— Да, — сказал я.

Сердце мое разрывалось между Мюнхеном и Петербургом.

— Вот и ищи. А завтра в это же время, пожалуйста, позвони мне и Тане. Хорошо?

— Хорошо... — еле выговорил я, и слезы сами потекли у меня из глаз.

Ну что я за слабак стал?! Так бы сам себе и набил морду!..

— Бис морген, Фридрих, — сказал я. — До завтра, Танечка,

И сам нажал кнопку отключения. Митя спрятал телефон в сумку, осторожно погладил меня по голове.

— Я слышал, они с тобой вроде не по-нашему разговаривали? — уважительно спросил он.

— По-немецки, — ответил я.

— Ну ты даешь!.. — В голосе Мити я услышал интонации Водилы. — А еще по-какому можешь?

— По-всякому.

— И по-английски?!

— И по-английски.

— Тогда-то что?! — радостно воскликнул Митя. — Тогда тебе прямо туда и надо! Хули здесь-то делать, пропади оно все пропадом! Мог бы я, как ты, по-всякому — хер бы меня кто тут увидел! Куда едем, командир?

— Давай, Митя, сейчас на Невский. Там где-то один мой друг живет...

* * *

По дороге я коротко рассказал Мите про моего Водилу, признался в том, что не знаю ни его имени, ни фамилии, ни точного адреса, но очень-очень его люблю! И что мне обязательно нужно сообщить ему, что он целиком и полностью оправдан в том кокаиновом деле. А если наши продолжают еще здесь катить на него бочку, то я позвоню в Мюнхен одному Человеку, с которым мы только что разговаривали, моему старшему другу, — он свяжется с самим Полицейским министром Баварии, а тот, в свою очередь, с нашими органами, и еще посмотрим, кто от этого всего выиграет... Как бы кое-кому из наших русских по шапке не надавали!

— Ох, Кыся! — весело рассмеялся Митя, — Знаешь, кто ты? Ты — Кот-идеалист. Я тебе так скажу: наши сейчас никого в мире не боятся. На нас управа: одна — доллар! И так — снизу доверху... Ладно. Задержишься здесь на месячишко — все сам поймешь. Как мы твово дружка-то искать будем? Ты об этом подумал?

Я смутился. Точного плана поисков Водилы у меня еще не было. Честно говоря, я надеялся на случайность. Дескать, Митя посидит в машине, подождет меня, а я часок покручусь там по дворам, поговорю с Котами и Кошками. И так дня за три-четыре, может, и найду своего Водилу...

Когда я, запинаясь от сознания идиотизма такого плана, предложил этот вариант поиска Водилы, Митя посмотрел на меня с нескрываемым презрением.

— Чокнутый, что ли? — сказал он. — Ты от того, что своего Шуру в Америку упустил, совсем головкой тронулся! Кто ж так ищет?! Что это за самодеятельность?! Так и за десять лет не управишься. Нет, браток, эту позицию мы с тобой малость переиграем — ты мне счас хорошо опишешь своего Водилу, сам посидишь в машине, а я со своей милицейской ксивой разыщу там ихнего участкового и покалякаю с ним по-свойски. Понял?

— Спасибо тебе, Митя, — сказал я.

— «Спасибом» не отделаешься! — засмеялся Митя. — Будешь в Америке — пришлешь мне вызов... Не боись, шучу я так.

* * *

Полтора часа спустя, в быстро сгущающейся темноте и поздно зажигающихся фонарях, мы с Митей подходили к дому Водилы.

Я сидел в сумке и без жилетки, чтобы Водила мог меня сразу узнать. Сумку на плече нес Митя, а в руке держал бумажку со всеми Водилиными данными. Впервые услышанные мной фамилия и имя Водилы оказались мне настолько чуждыми и непривычными, что нет смысла их здесь даже называть. Для меня он так навсегда и останется Водилой — дай Бог ему здоровья!..

От Мити попахивало водкой, луком и котлетами. Это он дома у участкового уполномоченного милиционера за компанию принял.

Участкового он нашел с большим трудом. Ходил, по дворам, спрашивал, пока не наткнулся на какую-то разбитную бабешку, которая сразу же сказала:

— А, Витька наш? Так он уж поди лыка не вяжет. Счас сколько?

— Шесть, — ответил Митя.

— Точняк! — хохотнула бабешка. — Он к шести уже второй пузырь приканчивает. Вона его лестница! Второй этаж, направо — первая дверь.

Но это был злостный поклеп на участкового Витьку, как сказал мне Митя. Витька только-только начал было первый «пузырь», как тут к нему явился Митя, и Витька был трезв как стеклышко.

Митя представился, показал удостоверение и описал моего Водилу. Витька сразу же сказал, что такого очень даже хорошо знает, но дать о нем сведения категорически отказывается, пока коллега Митя с ним не примет по стакану.

Пришлось принять. После чего Витька выразил сильное сомнение, что Митя сможет поговорить с Водилой. Потому что Водила в настоящий момент не Человек, а Растение...

Он так и сказал — РАСТЕНИЕ. Не разговаривает, ничего не понимает, движения — ноль, полный паралич. Дочка двенадцатилетняя его с кровати на коляску пересаживает и обратно. Однако под себя он не ходит. Дочка как-то научилась понимать, когда ему судно подставить, когда «утку» подать. В доме чисто. Жена — на ладан дышит...

А недавно пришла бумага из следственного Управления Министеретва внутренних дел, что Водила во всем оправдан — истинные виновники дела номер такого-то установлены, и Министерство внутренних дел приносит Водиле свои извинения.

— Ему эти извинения — как собаке пятая нога, — сказал участковый Витька и налил по второму стакану. — Или как рыбе зонтик. Его лечить надо, а не извиняться перед ним! А они...

Дальше пошел такой мат, что даже Митя не понял, что хотел сказать участковый Витька. Понял только, когда тот на весь дом прокричал.

— Кому служим, Митя?! От стыда сдохнуть!..

Вот тут Митя отказался пить второй стакан, поблагодарил за все сведения и адрес моего Водилы и ушел, сказав, что, во-первых, он, Митя, за рулем, а во-вторых, в машине его ждет один Клиент.

— Я хотел сказать — «приятель», но побоялся, что этот Витька сразу же заорет: «Давай сюда и приятеля!..» Поэтому я и сказал — «Клиент». Не обижаешься? — спросил Митя.

* * *

Дверь нам открыла Настя — дочь Водилы. Я ее сразу узнал по Водилиным рассказам. Когда мы по Германии с ним ехали, он все уши мне про нее прожужжал.

Настя была в кухонном переднике, со столовой ложкой в руке.

Митя сказал, что один старый друг хочет повидать ее папу.

— Проходите, — сказала Настя. — Он как раз сейчас ужинает.

Митя снял куртку и теплые ботинки в прихожей и в одних носках прошел со мной в комнату. Я сидел в сумке, и сердце у меня колотилось как сумасшедшее! Я даже задыхаться стал, а ударенный мой бок разболелся еще сильнее.