Он видел, что миссис Лэмберт отодвинула занавеску, наблюдая за их приближением. Старая леди распахнула дверь, прежде чем Трой успел нажать кнопку звонка. Проследовав в сверкающую чистотой гостиную, настолько заставленную, что им пришлось протискиваться бочком, и отказавшись от чашки чая или кофе, Барнаби спросил, где миссис Лэмберт видела женщину в темных очках.

— Я вам покажу. — Болезненно сморщившись, она заковыляла к окну. — Прямо напротив, видите? Там, где ящики с красными пеларгониями.

— А не могли бы вы мне сказать…. Извините, — перебил себя старший инспектор. — Может быть, вам лучше присесть?

— Я постою, если позволите. А то кровь приливает к шишкам у меня на ногах. — Большие разношенные мужские шлепанцы в клетку и впрямь бугрились.

— Когда вы в последний раз видели эту женщину?

— Ох, дней пять тому или четыре.

— А если чуточку поточнее, миссис Лэмберт? — Сердце Барнаби ухнуло вниз. Пять дней назад Симона Холлингсворт уже лежала в Хиллингдонской больнице.

— Погодите-ка… Это было за день до того, как наша Элейн заехала за мной, чтобы свезти в мозольный кабинет. Они не посылают транспорт за вами, если вы можете откопать кого-нибудь с машиной. Подлые мерзавцы.

— И когда это было?

— В четверг, в Медицинском центре. Значит, ее я видела за день до того.

— В среду? — Восемь дней назад. Барнаби затаил дыхание.

— Совершенно верно.

— А вы помните, когда увидели ее впервые?

Трой не участвовал в разговоре. Внушал себе, что в этом нет смысла. Пустая трата времени. На самом деле напряженное предчувствие, какого он никогда не знал, овладевало им все сильнее.

— Если честно, не могу вспомнить, — созналась Куинни Лэмберт. — Но точно знаю, что это было после двенадцатого июня, потому что именно тогда я вернулась с отдыха в Кромере.

— Благодарю вас, — проговорил Барнаби, чувствуя, что выражение это не передает всей глубины его чувств, но так и не придумав, чем его заменить.

Им с Троем пришлось снова спуститься во двор, чтобы попасть на другую сторону. На полпути они прошли мимо девчушек, прыгающих через скакалку. Футболка одной из них привлекла внимание инспектора. На ней было написано крупными буквами: «Карнавал Кьюба-стрит».

Он остановился и замер, погруженный в свои мысли. Трой по инерции сделал несколько шагов, понял, что остался в одиночестве, и тоже притормозил. Решив, что его специально выставляют дураком, сержант не стал давать задний ход. Вместо этого он подошел к девочкам, улыбнулся и сказал:

— Привет.

Девичья стайка тут же прыснула во все стороны.

— Гевин?

— Сэр.

— У тебя есть «Лондон от „А“ до „Я“»?

— В кармане.

— Поищи там Кьюба-стрит, ладно?

Ожидая, Барнаби не мог не задаться вопросом, на что, собственно, рассчитывает. Почему слово «Кьюба» прозвенело у него в ушах, как треснувший колокол. Что, скажите бога ради, может связывать этот убогий угол с уютной и ухоженной деревушкой Фосетт-Грин? И все же, чем дольше он стоял, тем больше убеждался, что попал в надлежащее место в надлежащее время. И в силу надлежащих причин.

— Вот она. — Трой с независимым видом передал ему справочник, открытый на странице восемьдесят. — Кьюба-стрит, квадрат «2С».

Барнаби уставился на страницу. На ней Темза свивалась в полукольцо большой белой змеей, отделяя полуостров Айл-оф-Догз от Ротерхита, Дептфорда и Гринвича. Он нашел Кьюба-стрит у пирса Вест-Индских доков. Это ни о чем ему не говорило.

Сержант Трой отметил его замешательство не без доли злорадства. Он понятия не имел, чего добивается шеф, но угадал его разочарование.

Барнаби между тем продолжал разглядывать карту. И нашел! Трой тотчас же понял это, потому что на четко вылепленном лице мелькнула искра узнавания, тут же сменившаяся удивлением. Трой зло подумал, что босс похож на глупую курицу из рассказа, который он читал дочери. Несушка удрала с птичьего двора, чтобы погулять по округе, и на нее вдруг свалилось небо. Можно что угодно говорить про глупость этих птиц, но они всегда чуют, где происходит что-то важное.

— Не Кьюба, сержант. Кьюбитт.

— Что, босс?

— Кьюбитт-таун.

— Нашел.

— Ничего вам не говорит?

— Сразу и не скажешь.

— Ну, подумайте.

«Ну да, подумай об этом, Гевин. Пошевели мозгами, почему бы и нет?»

Они одолели еще один лестничный марш и двинулись по балкону. Квартира с оконными ящиками была последней в ряду. По мере приближения Барнаби замедлил шаг. Он чувствовал сильную дурноту, голова слегка кружилась. В горле застрял комок размером с мячик для пинг-понга, и все его тело налилось свинцовой тяжестью. Теперь, когда он был уже так близко, его уверенность поколебалась. Не глупо ли было питать подобные надежды из-за одного лишь совпадения топографических названий?

Потом он заметил на парапете балкона красивого полосатого кота. Вальяжно растянувшись и позевывая, тот нежился на солнышке. Старший инспектор наклонился, протянул руку и позвал:

— Нельсон!

Кот спрыгнул вниз и направился прямо к нему.

— Нельсон? — Сержант Трой уставился на животное, которое теперь вертелось у ног Барнаби, терлось о них и мурлыкало. — Вы думаете, что…

— Да, это кот Симоны. — И Барнаби громко постучал в дверь.

— Что тут творится, черт возьми?

— Я думаю, они за ним присматривают, ради Симоны.

— Но как это, кто они?

Кто-то двигался внутри. Сквозь маленькие матовые стекла они видели приближающуюся темную бесформенную фигуру. Отодвинулась щеколда, ключ повернулся в замке, звякнула цепочка и упала, стукнув по раме. Дверь медленно открылась.

Перед ними стояла женщина средних лет. Худая, чахоточной наружности, сильно накрашенная. Во рту ее дымилась тонкая сигарета. Вьющиеся волосы были покрашены хной. От нее пахло уксусом и чипсами. Одета она была в джинсовую мини-юбку и полупрозрачную нейлоновую блузку с блестящими пуговицами.

— Чем бы вы ни торговали, мне это без надобности. Включая религию. Так что проваливайте!

— Миссис Этертон?

— Кто это спрашивает? — подал голос мужчина в конце коридора. Чуть за тридцать, не слишком высокий, с темными вьющимися волосами.

— Старший инспектор Барнаби. Каустонский уголовный розыск, — ответил начальник Троя. И очень предусмотрительно придержал ногой дверь.

Одной из самых возмутительных черт господина и повелителя Троя было его нежелание разговаривать, пока он к этому не готов целиком и полностью. Другой, столь же возмутительной, была привычка указывать раздраженному оруженосцу, что, располагая той же самой информацией, какой обладал его господин и повелитель, вышеозначенный оруженосец способен был сделать собственные выводы.