полевки. Должно быть, у них рядом гнездо. В последнее время чертова мелкота расплодилась по всем болотам — прожорливые, как лабораторные кролики, и людей почти не боятся.

Стрелок опять отпил воды, еще раз осмотрел оружие. Двунога была тщательно установлена и закреплена. Открыл затвор, проверил, хорошо ли вставлены патроны — калибра.308, — и закрыл. Как большинство истинных снайперов, он предпочитал винтовки со скользящим затвором — за их точность и устойчивость. Во внутреннем магазине имелось на всякий случай еще три патрона, но благодаря снайперскому стрелковому комплексу достаточно будет одного выстрела, а остальные он даже не собирался использовать.

Важнее всего тут был оптический прицел «Леопольд Марк 4 М1». Стрелок посмотрел в него, подержал крест визира на двери плантаторского дома, затем на дорожке, потом на «Роллс-ройсе».

Семьсот или семьсот пятьдесят ярдов. Один выстрел — одно попадание.

Глядя на автомобиль, снайпер почувствовал, что сердце забилось чуть быстрее. Он еще раз прокрутил в голове свой план: подождать, пока объект сядет за руль и заведет двигатель; автомобиль двинется по закругленной дорожке, и перед поворотом на выезд слегка притормозит — тогда и стрелять.

Снайпер лежал абсолютно неподвижно, стараясь замедлить биение сердца. Нельзя волноваться, нельзя, чтобы его отвлекали разные чувства — нетерпение, злость, страх. Только спокойствие. Оно выручило его раньше, в вельде, в высокой траве, в положении, куда более опасном, чем теперешнее. Глазами он приник к прицелу; палец лег на предохранитель. Стрелок опять напомнил себе, что это — просто задание. Нужно смотреть на все именно так. Сделать последнее дело — и кончено, и теперь уже навсегда.

Словно в награду за его выдержку, дверь открылась, и вышел человек. Снайпер затаил дыхание. То был не объект, а другой — коп. Палец медленно, очень медленно — казалось, он и не двигался — переместился с предохранителя к спуску, такому легкому, что достаточно прикосновения. Приземистый коп постоял на широком крыльце, осторожно огляделся. Снайпер не волновался: укрытие у него надежное.

Из темного дома вышел объект, и оба спустились с крыльца на гравийную дорожку. Снайпер смотрел на них в прицел, держа перекрестие на голове объекта. Он не хотел выстрелить раньше времени; у него отличный план, нужно его придерживаться. Те двое шагали быстро — видно, куда-то спешили.

«Действуй по плану», — приказал себе стрелок.

Он смотрел в прицел, как они подходят к машине. Объект, как и предполагалось, сель за руль, завел двигатель, повернулся и, сказав что-то спутнику, вырулил на дорожку. Снайпер напряженно ждал; он выдохнул, постарался замедлить сердцебиение. В промежутке между ударами сердца он выстрелит.

«Роллс-ройс» на скорости примерно пятнадцать миль описал мягкую кривую и, приблизившись к выезду на дорогу, замедлил ход. Пора. Все приготовления, выдержка, опыт прошлого — все вылилось в этот единый завершающий миг. Объект занял нужную позицию. Легко-легко снайпер коснулся спускового крючка: не нажал, а погладил — потом чуть сильнее, еще сильнее.

И в ту самую секунду по руке его пробежала с удивленным писком и яростным царапаньем коричнево-серая мышь. И одновременно — темное на темном — мелькнула над укрытием большая неровная тень.

«Ремингтон» громко разрядился, произведя легкую отдачу. Стрелок с проклятием отшвырнул мышь и уставился в прицел, одновременно берясь за затвор. В переднем стекле «Роллс-ройса» виднелась дырка — дюймов на шесть выше и левее того места, куда он целился. Машина уходила за поворот; из-под быстро вращающихся колес полетел белым градом гравий. Снайпер, стараясь не паниковать, смотрел на машину через прицел; в перерыве между ударами сердца он опять нажал на спуск.

Однако в тот момент в машине происходило быстрое движение: коп метнулся вперед, схватился за руль, загородил своей тушей стекло. И снова прозвучал выстрел. «Роллс-ройс» развернулся и встал под каким-то странным углом — поперек дороги. По переднему стеклу текла тремя струями кровь, образуя красную перевернутую корону, из-за которой не было видно, что происходит внутри.

В кого хоть он попал?

Тут из машины вылетело облачко дыма, и щелкнул выстрел. Через долю секунды меньше чем в трех футах от стрелка просвистела пуля. Второй выстрел — на этот раз пуля с лязгом ударила в «Ниссан». Снайпер мигом кинулся назад, в кабину. Свистнула еще одна пуля — в тот самый момент, когда он заводил мотор, швырнув винтовку на сиденье рядом с водительским, где лежало другое оружие: обрез-двустволка с резным орнаментом на прикладе из черного дерева. Дернув передачу и взвизгнув шинами, стрелок рванул по дороге, волоча за собой испанский мох и пыль.

Повернул один раз, другой, разгоняясь до шестидесяти миль в час — хотя дорога тут напоминала стиральную доску. Оружие сползло к нему, и он его отодвинул, набросил сверху красное покрывало. Еще один поворот, опять скрип шин — и вот впереди автострада. Только теперь, оказавшись в безопасности, он позволил прорваться досаде и разочарованию.

— Черт побери! — кричал Джадсон Эстерхази, стуча и стуча кулаком по приборной доске. — Черт, черт побери!!!

42

Нью-Йорк

Доктор Джон Фелдер, сопровождаемый охранником, шел подлинному холодному коридору отделения для заключенных больницы Бельвю. Невысокий, стройный, изящный, Фелдер отлично понимал, как сильно он выделяется на фоне общего убожества и хаоса стражного отделения.[268] Ему предстояла вторая беседа с пациенткой. Во время первой он собрал все основные данные, задал положенные вопросы, сделал все необходимые записи. Как судебный психиатр, Фелдер выполнил все, что требовалось по закону, и составил свое мнение. Он пришел к твердому решению: эта женщина не отличает реальность от вымысла и, стало быть, не может нести ответственность за свои поступки.

И все же доктор испытывал сильное чувство неудовлетворенности. У него было много необычных пациентов. Он видел такое, что видит мало кто из врачей, — самые необычные проявления патологий. Однако с подобным он не сталкивался никогда. Впервые за свою профессиональную карьеру он чувствовал, что не может проникнуть вглубь психики своего пациента — совершенно не может.

Для бюрократических процедур это значения не имело. Техническую часть работы Фелдер выполнил, однако не стал спешить с окончательным выводом и заключением, оставляя себе шанс побеседовать с ней еще раз. «Теперь, — решил доктор, — мы с ней просто побеседуем. Самый обычный разговор, ничего особенного».

Фелдер повернул за угол и опять пошел по бесконечным коридорам. Шум, крики, запахи и звуки стражного отделения почти не доходили до его сознания, занятого таинственной пациенткой. В первую