Виконт стал раздеваться, но при этом ни на шаг не отошел от Дианы, чтобы она и на миг не почувствовала себя одинокой. Потом он осторожно снял с нее запятнанное кровью платье, не переставая говорить что-то ласковое. Впрочем, слова были не важны — Диану успокаивал его тон. Ее нежная кожа была в синяках, и Джерваз осторожно целовал их.

Сначала Диана лежала не двигаясь, лишь глядя на виконта и слушая его. Они не занимались любовью почти три месяца, за исключением того единственного раза, когда Джерваз вернулся с континента. Но, к величайшему удивлению Сент-Обена, на этот раз страстной одержимости в нем не было. Он очень хотел Диану, но желание обладать ею стало иным, оно словно перешло в другое, более высокое качество.

Вытянувшись рядом с женой, виконт оглядел ее хрупкое тело с изящными, плавными изгибами и манящими выпуклостями. Положив руку ей на сердце, он прошептал:

— Ты прекрасна, Диана, но лишь теперь я понял, до какой степени. У тебя великолепное тело и неземной красоты лицо, но это не самое главное. Прекрасна твоя душа, и ее красота с годами не увянет, а станет еще совершеннее.

Наклонив голову, виконт бережно поцеловал Диану в губы. Она ответила на его поцелуй — сначала робко, а затем все требовательнее приникая к его губам.

Диана лихорадочно ласкала бедра и спину мужа, желая почувствовать его силу, сильнее прильнуть к нему. Джерваз осторожно целовал наиболее чувствительные ее места, но опасался крепко прижиматься к ней, чтобы не напомнить о Везеле. Умело, не спеша он осыпал поцелуями ее лицо, шею, грудь. Диана была наверху блаженства, но не желая плыть по волнам наслаждения в одиночестве, она подалась к Джервазу, требуя, чтобы он вошел в нее. Поняв ее безмолвный приказ, Сент-Обен перевернулся на спину и легко посадил на себя Диану. Она слегка вскрикнула, но, заметив, что Джерваз готов вот-вот взорваться внутри нее, замерла на несколько мгновений, желая продлить блаженную муку. Потом, не в силах терпеть, она стала приподниматься и опускаться — сначала медленно, а потом все быстрее. Соединялись не только их тела. На этот раз души их воспарили над телами вместе, их сердца бились в унисон, их дыхание слилось… Океан божественных ощущений нес их вперед на своих волнах, пока они не пришли к торжественному финалу любви…

Ужасные картины этого дня забылись, страшное напряжение, сковывающее тело Дианы, ослабло. В этот момент лишь близость мужа имела для нее значение, и женщина внезапно поняла, что нет на свете такой силы, которая сможет теперь разлучить ее с Джервазом.

Оба испытывали непередаваемое словами блаженство, лежа в объятиях друг друга. Приподняв голову, Диана оперлась подбородком на руку. Виконт улыбнулся.

У Дианы от удивления перехватило дыхание — еще ни разу ей не доводилось видеть такого выражения лица у Джерваза — спокойного, умиротворенного.

— Я люблю тебя, — прошептала она. Обнимая жену за талию, Сент-Обен приподнял голову и запечатлел на ее губах нежный поцелуй.

— Я не знаю почему, — хрипло ответил Джерваз, — но не буду больше спрашивать тебя. Ведь не задаюсь же я без конца вопросами о том, почему светит солнце, дует ветер, шумит море. — Поцеловав жену еще раз, Джерваз, уронив голову на подушку, усмехнулся. — Знаешь, несмотря на то что я только что тебе сказал, у меня все-таки есть вопрос. Мне… кое-что до сих пор непонятно.

Засмеявшись, Диана соскользнула с него на кровать и притянула его к себе.

— Вот теперь задавай вопросы, любимый, я постараюсь ответить на них.

Лицо Джерваза стало серьезным.

— Ты говорила, что после бракосочетания возненавидела меня, а потом ненависть твоя прошла. Я понимаю, почему ты меня ненавидела — ты имела на это полное право. Одно недоступно моему пониманию — отчего же ты изменила свое отношение ко мне? Диана закрыла глаза, вспоминая то время. — Не знаю, как и объяснить… — медленно проговорила она. — Ответ очевиден, во всяком случае, меня поняла бы любая женщина. Я ненавидела тебя до тех пор, пока не почувствовала, как ребенок шевелится внутри меня. Это было столь удивительное ощущение, что оно заполнило всю меня, места для ненависти не осталось! — Вздохнув, женщина открыла глаза. — Держать в руках собственного ребенка — это ли не чудо?! И тогда я решила, что отец такого очаровательного малыша просто не может быть плохим. Да что и говорить, ты совершил ужасный поступок, но этот поступок не мог быть мерилом всей твоей сути. Я не осмелилась бы сказать, что ты — ужасный человек. — Диана замолкла, подыскивая подходящие слова. — Я приехала в Лондон, потому что хотела встретить мужчину, которого смогу полюбить. Хоть это и означало, что, по сути, я изменю тебе, меня это не смущало: ты был чем-то нереальным для меня, я и женой себя не чувствовала. А потом я встретила тебя, — продолжала Диана, — и узнала в тебе собственного мужа. Я решила познакомиться с тобой поближе, чтобы убедиться, что наш брак и в самом деле ничего не значит и я могу спокойно пуститься на поиски любви. А когда я узнала тебя получше, — радостно договорила женщина, — то полюбила.

Сент-Обен бережно прикрыл ее плечи одеялом.

— Я по-прежнему не понимаю тебя, — проговорил он.

Возможно, осознав, что в нем больше всего нравится Диане, Джерваз скорее понял бы свою жену. Диана никогда не могла объяснить своих чувств, но на сей раз сделала попытку:

— Знаешь… рядом с тобой я чувствую себя в безопасности. С тобой я обрела уверенность. Я знала, что, полюбив меня, ты уже не разлюбишь. Ты всегда будешь со мной, и я всегда смогу положиться на тебя…

.Взгляд виконта потемнел, и Диана поняла, что он вспоминает происшествие в гостинице на острове Малл и собственный гнев, обуявший его прошлой ночью. Женщина положила руку ему на щеку, ее ладонь щекотали его колючие бакенбарды.

— Каждый человек иногда злится, — сказала она. — И я далеко не святая. Я ненавижу насилие, и я трусиха. Сомневаюсь, что смогла бы убить Везеля ради спасения собственной жизни, но я смогла сделать это, чтобы уберечь от смерти любимого человека. Да, в нашем прошлом были и злость, и насилие, но эти времена прошли. — Женщина судорожно вздохнула, пораженная внезапно пришедшей ей в голову мыслью:

— Мне никогда прежде не приходило в голову, но сейчас вдруг осенило, что, будь я в состоянии начать жизнь сначала и переделать в ней что-то, я бы ни за что не вычеркнула из жизни происшествия на Малле. Если бы не оно, у меня не было бы Джеффри, не было бы тебя… Никто по доброй воле не выберет боль и гнев, но, пережив и то, и другое, я получила любовь и ту жизнь, о которой мечтала с детства. — Она тепло улыбнулась мужу. — Я всегда знала: если ты пустишь меня в этот дом, то не захочешь выпускать.

Сент-Обен потерся щекой о ее руку.

— Надо же, ты читаешь мои мысли и знаешь их лучше, чем я сам.

— Не мысли, Джерваз, не мысли… Я читаю в твоем сердце.

Джерваз задумался.

— Ты опять права, — наконец промолвил он. — Прежде я не понимал, что любовь и страсть — разные вещи. — Виконт задумчиво намотал прядь волос Дианы на палец. — Ты сводила меня с ума. Это пугало меня, потому что я терял над собой власть, я боялся оказаться у тебя под каблуком. И этот страх излился наружу в виде ревности и желания стать твоим… повелителем. — Он откинул волосы жены назад, открывая взору ее гибкую шею. — Твоя красота опасна, Диана. Мужчина в твоем присутствии не в состоянии сохранять рассудок. Несколько месяцев я убеждал себя, что нуждаюсь в тебе лишь потому, что испытываю к тебе физическое влечение. А вместо этого… — Он наклонился, чтобы еще раз поцеловать Диану. — В общем, потом я понял, что меня привлекает в тебе твоя теплота, твоя благословенная теплота, — повторил он, — которая, как огонь жизни, согревает и освещает вечный мрак и холод. Даже сейчас, когда мое желание удовлетворено, я все равно хочу тебя — с каждой минутой все сильнее и сильнее. Я понял наконец, что это не страсть, а любовь.