виду, что хочет построить на месте нынешней Вселенной сьельсинскую империю. Это было не важно.

Собравшись с мыслями, я продолжил:

– Пророк хотел, чтобы я стал первым камнем, заложенным в фундамент его господства. Вильгельм же по его плану должен стать клином, который расколет наше общество.

– Не выйдет, – ответил схоласт. – Его место просто займет новый император.

– Святая кровь бессмертна, – добавил Шимоньи.

– Но император не бессмертен! – пылко возразил я обоим. – Думаете, Дораяика этого не понимает? Не знает, сколько у императора потенциальных наследников?

Я обвел взглядом всех собравшихся. Лина, нависшего над столом, словно каменный колосс. Его старшего помощника и схоласта. Шимоньи и других капитанов, Каима и джаддианцев, мерцающих, как огоньки свечей.

– Он все это понимает. Прекрасно знает, что не сможет запросто обезглавить Империю. Знает, что совет и Капелла выберут наследника, если его не успел самолично назначить Вильгельм. Но он и не собирается обезглавливать Империю. Он хочет нас деморализовать.

Я не вставал, лишь встретился глазами с Лином. Теперь между нами не было огненной черты, лишь холодный расчет и взаимопонимание. Я машинально сложил руки и обхватил себя настолько крепко, насколько мог. Это позволило мне не задрожать, вспоминая ужасы Дхаран-Туна. В такой позе я потрогал шрам за правым ухом.

– Если Дораяика захватит его величество, его ручные маги продемонстрируют всей галактике те унижения, что они приготовили для Вильгельма. Когда мы увидим, как кесаря пытают, насилуют, как об него вытирают ноги, как ему вспарывают живот и скармливают кишки слугам… никому не захочется занимать Соларианский престол. Все перестанут в него верить. Император – символ веры! Заповедь! Что есть кесарь, как не человек, который способен убедить остальных в том, что он кесарь? Кто может доказать это мечом? Император – это символ, – продолжил я. – Убейте его, и вы убьете человека, не более. Но что, если вы захватите его в плен, унизите и более того – позволите всем увидеть его унижение? Вы уничтожите символ. Добавьте к этому вероятный кризис престолонаследования, который может случиться, если совету и Капелле не понравится выбранный Вильгельмом наследник… Империя развалится на куски, по куску на каждого наследника. Каждый сможет стать кому-то императором.

Эти слова заставили всех – по крайней мере, с имперской стороны – притихнуть. Я чувствовал, как на меня смотрит юный Александр, наверняка вспоминая наш вчерашний разговор.

– Мой отец жив, – повторил принц. – Пока это так, я не стану обсуждать возможные последствия его смерти. Ясно?

Я поклонился, но ничего не ответил.

– Нужно признать, что нам повезло, – сказала леди Калима, возможно почувствовав напряжение между мной и принцем. Ее слова были подобны солнечному лучу, пробившемуся сквозь нагнанные мной тучи. – Очевидно, враг прикладывает все усилия, чтобы не допустить гибели вашего императора. Можно сказать, у нас со сьельсинами одна цель. Это может дорого им обойтись.

– Это дает нам шанс, – согласился князь Каим.

– До Перфугиума сто девяносто семь световых лет, – вмешался капитан Афшарирад. – Чтобы преодолеть это расстояние, наиболее медленным из наших кораблей понадобится полтора года.

Лин посмотрел на меня, предвосхищая мои мысли.

– У нас есть более быстрые корабли. Лорд Марло, вы можете взять «Ашкелон».

– И без поддержки найти лазейку в сьельсинской блокаде? – нахмурился я.

Когда это предложение было озвучено, оно показалось мне безумным.

– Может сработать, – сказал я. – Но даже если получится высадиться, город наверняка кишит сьельсинами. Вы видели их саперов на голограммах. До императора мы, может, и доберемся, а вот выбраться наружу вряд ли получится. Хватит и одного разведчика, чтобы засечь нас и сбить. «Ашкелон» не способен становиться невидимым. Без поддержки флота нас расстреляют, как только мы сядем.

А садиться придется. Оставлять «Ашкелон» на орбите означало многократно повысить вероятность обнаружения. На Ганелоне у нас получилось избежать этого, но там «Ашкелон» находился внутри системы менее двух часов. Отослать его на время поисков императора тоже было нельзя. Нам нужно было действовать быстро и иметь корабль под рукой.

– А если вас застукают, – добавил Шимоньи, – то могут взорвать заодно с бункерами. Антиматерия достанет даже на такую глубину.

– Думаете, они пойдут на это? – спросила Калима ди Сайиф. – Несмотря на то, что император нужен им живым?

– Mia qal, они скорее убьют его, чем рискнут упустить, – ответил князь Каим.

Джаддианское выражение нежности заставило меня вздрогнуть. «Сердце мое». Когда-то меня так называла Джинан Азхар. Я старался не вспоминать о Джинан и лишь изредка задумывался, что с ней стало. Вполне вероятно, она находилась на одном из кораблей княжеской флотилии. На самом «Мнемоне» или «Альбаспате» Афшарирада. А может, погибла в бою или пала жертвой мимолетного Времени.

Спрашивать я не стал.

Князь сложил руки в перчатках. Золотая филигрань у глазниц маски мигнула даже на проекции.

– Значит, отправляемся в полном составе.

– Вы полетите с нами? – с надеждой обратился Лин к князю.

– Мы прибыли, чтобы сражаться, – ответил князь, глядя на меня. – В борьбе с такими лютыми демонами все люди братья.

– Вот бы лотрианцы придерживались такой же точки зрения, – произнес я, слабо кивнув князю.

– Лотрианцы! – фыркнул, будто выплюнул слово, адмирал Велкан Серпико. – Мы слышали об их предательстве.

– Лотрианцы сами почти демоны, – сказал Каим, жестом заставив подчиненного умолкнуть, после чего выпрямился и обратился к Бассандеру Лину: – Мы будем сражаться плечом к плечу.

Боевой дух в зале сразу заметно вырос. Я вглядывался в князя Каима, в сэра Олорина, спрятавшегося под маской. Нельзя было забывать, что он был не просто моим другом и другом Империи, а джаддианским князем. Он сам это говорил. Если Империя падет, сьельсины придут в Джадд. Княжества граничили с Содружеством, чей черный сговор с Бледными грозил джаддианцам войной и прочими бедами. Защитить императора и Империю было в интересах Каима-Олорина.

– Моя семья перед вами в долгу, князь. – Александр повернулся и поклонился проекции Каима. – Ваши корабли помогут нам сломить сьельсинов.

Он перевел взгляд на проекцию, на изображение скопления сьельсинских лун над Перфугиумом. Этот кадр был снят с его собственного эсминца во время отчаянного бегства к границам системы Перфугиума.

Семь лун.

Я подумал о сотнях кораблей-миров, увиденных мной над Эуэ. Одни были ближе, другие дальше. Некоторые почти равнялись размерами с Дхаран-Туном, иные были едва крупнее астероидов. На многих виднелись следы древних битв, черные кратеры и глубокие каньоны, проложенные плазменным огнем, способным расплавить даже самый толстый лед. Ледяные поверхности одних были изрыты громадными механизмами, другие были гладкими, как стекло.

– Так много в одном месте… – ужаснулся юный принц.

– Как я уже говорил, – прошептал я, – теперь у них своя империя. Единый клан. Единое племя, – указал