Вспыхнуло разлитое масло.

За бесполезными попытками воинов уцелеть в пламени, наблюдал, сидя на каменных перилах башни Сумеречных Ворот, Влахос. Совершенно спокойный и будто безучастный ко всему происходящему внизу, он неторопливо чистил окровавленную Летучую мышь, подпирая ногой тело заколотого лучника. Недалеко сновали Ловчие и добивали тех, кто ещё подавал признаки жизни. Где-то около башни началась возня, фоном для которой служили проклятья, замелькали мечи. Но бой прекратился так же быстро, как и начался. Появился Сеар. Он волок за собой Войкана.

— Этот последний остался, — доложил он.

— А остальные? — спросил предводитель Ловчих, сунув Летучую мышь обратно в ножны.

— Как ты приказал, мертвы.

— А почему этот до сих пор жив?

— Он успел убить пятерых наших. Подумал, ты решишь, что с ним делать.

— Ладно, пока оставь. Отведи в темницу к остальным пленным.

— Предатель, — выплюнул лучник, но Влахос притворился, будто не слышит.

Вместо него на оскорбление ответил Сеар. Он одним ударом выбил из Войкана дух и бросил к ногам командира.

— И зачем ты это сделал? — Влахос поджал губы. — Его нужно было отвести в темницу, а теперь придется волочь его по земле. — Он посмотрел на Сеара так же, как смотрят на тупого барана. — Зови других и иди на вышку. Мне не нужно, чтобы хотя бы один ангенорец пробрался к воротам. И цельтесь лучше.

Армия Ангенора под ногами Влахоса таяла на глазах, и ждать исхода оставалось недолго. Он прекрасно видел, как кантамбрийцев отбросило в сторону, но с наступлением воинов кадерхана идти в бой даже им было бессмысленно. Катапульты и баллисты Осе были разрушены. Кирасиры в отчаянной попытке атаки были взяты в кольцо и доживали последние минуты. Влахос сидел на самой высокой точке обзора и старался не высовываться, пока там, внизу, гибла целая армия во главе с Согейром и Марцием. Первую часть своего обещания Влахос исполнил, теперь дело оставалось за второй.

То, что происходило у Сумеречных Ворот, осталось невидимым для глаз Вечеры. К моменту, когда волна касарийцев накрыла ангенорских воинов, Гнев уже унёс её далеко. Он бежал в сторону Редколесья и всё время ревел, будто его гнали вперёд все порождения тьмы. Его обожжённое бедро покрылось волдырями.

Слова всех молитв улетучились из головы Вечеры, и она просто молила богов, сама не зная, о чём. О спасении? Или быстрой смерти? Просто молилась, чтобы они заметили её, и вжималась в чёрную тушу быка. Она понимала весь ужас своего положения, понимала, что не смогла, не сумела оправдать ожидания и надежды. Взяла на себя обязательства, подгоняемая гордыней, и не справилась с ними.

Вдали слышалось страшное эхо криков погибающей армии, и этот звук отдавался ознобом. Торчащие по обе стороны узкой тропы во все стороны ветки хлестали Вечеру по шлему.

Внезапно мимо её уха просвистела стрела и угодила в дерево. Позади послышался топот. Вечера обернулась и увидела двух всадников в касарийских доспехах с зубастыми шлемами. Они гнали её во весь опор и улюлюкали вслед, как зверю, загоняемому ради потехи. Вечера подстегнула Гнева, ударив его по ожогу. Бык дёрнулся и прибавил скорости, грудью пробив высокие кусты можжевельника, и устремился в чащу.

Погоня продолжалась несколько минут. Преследователи, раззадоренные жаждой крови, гнали принцессу, отгородив ей любые пути к отступлению с двух сторон, и подбирались всё ближе и ближе, пока не оказались к ней вплотную. Один из них выхватил меч и ударил Гнева по ноге. Бык взвыл, покосился на бок и на полном ходу рухнул на землю. От сильного толчка Вечеру выкинуло из седла и, отлетев в сторону, она упала у столетнего дуба, чью кору то тут, то там резали следы от плётки, которые когда-то принцесса оставила собственной гневливой рукой. От сильного удара о дерево Вечера на мгновение потеряла ощущение пространства и времени. Шлем слетел с её головы. Она попыталась встать, но потеряла равновесие и упала. Касарийцы остановили коней и спрыгнули на землю. Они не утруждали себя разговорами с принцессой на ангенорском языке, но их интонации и рожи не давали возможности понять их намерения как-то иначе. В их глазах она увидела конец своей войны за корону. Здесь, на краю Змеиной ямы, куда они загнали Вечеру, она и должна была остаться.

Принцесса швырнула в рожу одному из убийц землёй и, воспользовавшись секундным замешательством, выхватила ещё не отведавший крови клинок.

Касарийцы захохотали, вынули из ножен свои мечи и обступили принцессу с двух сторон. Один из них, что был выше, шутливо, с издёвкой, слегка стукнул по подаренному Тонгейром клинку и сказал что-то второму. Тот засмеялся и сделал шаг вперёд, но Вечера успела ударить его по лицу так быстро, что касариец сам не понял, как она рассекла ему бровь. Он схватился за рану.

— Мне ли вам говорить, насколько остро касарийское оружие? — огрызнулась Вечера. — Живой я вам не дамся.

Рядом корчился от боли Гнев, но перерезанное сухожилие на ноге лишило его возможности встать.

— А такого приказа у нас и не было.

Солдаты напали.

Битва была недолгой. Вечера старалась держаться подальше от ямы, но эти двое, точно зная её страх перед пропастью, то прижимали её к ней, то давали отойти, давая жертве надежду на спасение. И Вечера верила, что побеждает, и иногда так сильно, что даже шла в атаку. Наконец, одному из касарийцев надоело биться с ней. Он двумя ударами повалил принцессу на землю, Вечера выставила перед собой меч, но как только оружие касарийца ударило по нему, он издал странный звук, похожий на треск, и золотое лезвие отлетело в сторону.

— Что?!

Касарийцы захохотали, а тот, высокий, ткнул отвалившееся лезвие ногой. Вечера безмолвно наблюдала, как двое её будущих убийц играют с отломанным лезвием, и не верила глазам. В рукояти, что осталась у неё в руке, торчал лишь крошечный осколок лезвия. Как такое возможно? И тут ей вспомнились слова Тонгейра о том, что она не должна оскорблять меч учебным боем. Он не хотел, чтобы меч сломался раньше времени. Вечера должна была остаться на поле боя безоружной.

Она попыталась встать, но получила оглушительный удар железным сапогом по голове. Касарийцы перешли от игр к настоящему делу. Вечера потеряла сознание, мутный рассудок её пропускал лишь обрывки того, что происходило вокруг, и она лишь смутно понимала, что её куда-то потащили, ощущала удары. Сквозь дымку накативших слёз она увидела золотое лезвие ножа, которым касарийцы срезали с неё кирасу, рассекая зашитые крепкими нитями ремни с застёжками. Она услышала слова «золото» и «камни» — мародёры уже делили награбленное. Вечера застонала и попыталась схватить одного из них за ногу, за что получила ещё несколько сильных ударов по голове, груди и животу. Во рту появился солёный привкус крови. Высокий воин молотил её с такой силой и злостью, что второму пришлось оттаскивать его от жертвы. Касарийцы о чём-то оживлённо заспорили над её обессилевшим телом.

В стороне всё ещё стонал от боли Гнев. Вечера приоткрыла заплывшее веко и увидела, как двое подошли к нему и один из них поднял меч. Он перерезал быку горло на глазах его наездницы. Гнев захрипел, дёрнулся. Его вытаращенные глаза смотрели прямо на беспомощную хозяйку. Она видела, как они затухают. Потом он затих, а из носа потекли густые бурые капли. А касарийцы, вдоволь налюбовавшись агонией умирающего зверя, направились к принцессе.