Правда, что Мария Антуанетта!» — Тут Иозефина остановилась, и мы поспешили обратить разговор на другой предмет.

Люди имеют природную склонность ко всему чудесному, необычайному. Суеверие господствует особенно во времена несчастий и беспокойств, по приближении важных политических перемен и по распространении устрашающих слухов. Таким образом, Вергилий в прекрасных стихах передал потомству описание чудесных случаев, предшествовавших умерщвлению Кесаря. Смерть Монтезумы и разрушение его царства предсказаны были мексиканцам появлением кометы. Известно, что Генрих IV за несколько дней до смерти предчувствовал, что его умертвят, и сообщил свое опасение герцогу Сюлли. О смерти кровожадного Нерона распространился суеверный страх между христианами, которых он преследовал. Они думали несколько времени, что Нерон еще не умер, но что он, по велению Предвечного, явится вновь и распространит по земле новые ужасы.

Таким же образом разные народные предания и басни распространяемы были до совершения новых достопамятных происшествий во Франции. Большая их часть происходит из предместий парижских и не заслуживает чести распространяться вне оных, но в некоторых встречаются странные обстоятельства и подробности, которые могут занять читателя на несколько минут. Первая из сих сказок есть повесть о красном человеке, которую в начале 1814 года рассказывали во многих парижских обществах. Вот она. Красный человек явился в первый раз перед Бонапартом в Египте накануне сражения при пирамидах. Бонапарте, в сопровождении немногих офицеров, ехал верхом неподалеку от сих памятников древности. Вдруг вышел из одной пирамиды человек, закутанный в красном плаще, приблизился к Бонапарту, попросил его сойти с лошади и пойти за ним вслед. Бонапарте согласился, и они оба вошли во внутренность пирамиды. Прошел час. Офицеры начали беспокоиться, видя, что генерал не возвращается, и хотели пойти в пирамиду, но в самое то время он вышел один. На лице его написано было удовольствие. До свидания с красным человеком он отнюдь не хотел дать сражения, но теперь отдал приказания немедленно изготовиться к бою и на другой день одержал победу при пирамидах. Бонапарте, так гласит предание, заключил с красным человеком союз на десять лет. Срок сей кончился за несколько дней до Ваграмского сражения. Он просил отсрочки. Красный человек согласился на усиленные просьбы своего питомца и заключил с ним новый союз на пять лет. Правда, что он в течение последних двух лет худо исполнял свое обещание, но многие хорошие должники также под конец становятся неисправны; да и кто вздумает считаться с таким адским союзником? Сему второму трактату надлежало кончиться 1 апреля (н. ст.) 1814 года, и уже в январе месяце, на несколько времени до отъезда Бонапартова к армии, красный человек явился у входа в Тюильрийский дворец и требовал допуска к императору. Видно, что он хотел напомнить ему о приближении второго конечного срока. Часовой не пропускал его. Красный человек дотронулся до него — и солдат (как говорят некоторые) сгорел и превратился в прах, а по рассказам других, окостенел и не мог двинуться с места. Красный человек вошел во дворец. Дежурный камергер, к которому он обратился, спросил, есть ли у него письмо. «Нет, — отвечал он, — только доложите вашему государю, что человек в красном платье хочет с ним видеться». Камергер, думая, что повелитель его позабавится сим случаем, поспешил доложить, но крайне изумился, когда Наполеон, взглянув на него сурово, приказал немедленно ввести красного гостя и замкнулся с ним в своем кабинете. Любопытный камергер начал прислушиваться сквозь замочную щелку и услышал разговор Наполеона с таинственным человеком, который, между прочим, сказал следующее: «Не забывайте, что с 1 апреля я вовсе не буду иметь участия в ваших делах; это последний срок нашего договора, который я хочу сохранить во всей точности. До сего срока вы должны или победить своих неприятелей, или заключить мир. Повторяю, что 1 апреля отниму руку свою от вас, и вы знаете, что тогда последует…» Тщетно Бонапарте старался доказать невозможность справиться со всею Европою до истечения назначенного срока, тщетно просил об отсрочке трактата. Красный был неумолим, как и все существа сего рода, и вдруг исчез. Некоторые говорят, что он провалился сквозь пол.

В Париже говорили, что сие посещение ускорило отъезд Бонапарта, который видел, что не должно терять времени. Между тем предречение красного человека исполнялось во всей точности, и с того времени все знавшие сию историю увидели, что красный сдержал последнее свое слово гораздо исправнее, нежели контракт.

Другой анекдот наделал не менее шуму в Париже. Один францисканский монах, известный в околотке своею благодетельностью, говорил всем в начале марта 1814 года, что Наполеон будет низринут с трона между 23 и 30 числами марта (н. ст.). Министр полиции (в ведении которого находились, по-видимому, такие прорицатели) приказал позвать его к себе и грозил, что посадит его в тюрьму. «Извольте, — отвечал старец, — я умру 16 марта, и потому мне все равно, где проведу остальные дни моей жизни». Министр, услышав сей ответ, назвал его сумасшедшим и отпустил. 17 числа вспомнил он о нем и из любопытства послал проведать, что он делает: он лежал в гробу. Второе его предсказание исполнилось взятием Парижа.

Должно заметить, что, по свидетельству многих людей, сказки сии сочинены не после происшествий, но первая из них за несколько месяцев, а последняя за несколько дней до взятия Парижа носилась в парижской публике.

Замешательство в государственных доходах не уменьшалось. Отставка Неккера не только не поправила ничего, но даже причинила значительный ущерб казне. Государственный кредит и доверенность публики, которую умел заслужить отставной министр, исчезли невозвратно. Его преемник не находил никакого средства поправить зло, беспрестанно увеличивающееся. Впрочем, несбыточные мечты еще обольщали многих; оттого наше разочарование было тем ужаснее. Но я, к несчастию, не был ослеплен сими мечтами.

Королева была близка к разрешению. Сие обстоятельство должно было причинить новые издержки особливо в случае рождения дофина. Мария Антуанетта почувствовала первые припадки родов 22 октября 1781 года в девять часов утра. Вся королевская фамилия тотчас была извещена о том. Я отправился из своего жилища с твердым намерением скрыть в себе чувствования, которые возникнут в моем сердце при рождении младенца, какого бы ни был он пола. Впрочем, несмотря на то, в Версале и в Париже распустили слух, будто лицо мое изменилось, когда возвестили о рождении дофина.

Принц Конде не присутствовал при рождении сына Людовика XVI. Его не было дома. Он приехал спустя несколько времени. Мария Антуанетта разрешилась в час и двадцать три минуты пополудни.

Новорожденного отдали в руки г. Миромениля, хранителя Государственной печати, для удостоверения в поле. Все молчали, притаив дыхание, ожидая, что он скажет. Беспокойство короля и королевы достигло высочайшей степени; мое сердце билось стремительно; граф д'Артуа также был очень растроган. Мы ожидали решения вопроса, который должен был иметь великое влияние на судьбу нашу. Вдруг лицо Миромениля прояснилось. Он бросил торжественный взгляд на короля, наблюдавшего малейшие его движения. Чело Людовика XVI также озарилось радостию; я отгадал причину ея. Я принял вид, приличный обстоятельствам. Граф д'Артуа, которому я сообщил свою догадку, невольно вздрогнул.