хочу сделать тебе предложение – я заключаю с тобой контракт на обработку маминых воспоминаний на три года и буду платить тебе за эту работу пятнадцать тысяч рублей в месяц.

Я возмущенно вскочила на ноги:

– Что значит – платить? Я и так собираюсь обработать ее воспоминания без всяких денег!

Марат протянул руку и усадил меня обратно на стул:

– Лилька, когда ты станешь взрослой? Посмотри на свою жизнь: ты в течение года должна написать и защитить диссертацию, теперь приехал Феликс, и у тебя станет гораздо меньше свободного времени, тем более что быт у тебя будет нелегкий. Я узнал, что пост-док у вас получает гроши, и ты тоже не бог знает сколько, а за всякую мелочь, освобождающую время, тебе пришлось бы платить, если бы было чем. Кроме того, глядя на вас, я предполагаю, что ты очень быстро залетишь, и ко всему еще добавится забота о ребенке. То есть, если у тебя не будет ограничительного срока и денег на облегчение быта, ты эту книгу не закончишь даже за долгие годы. А я хочу, чтобы книга была готова как можно скорей.

Не знаю почему, но его предложение меня оскорбило, и я постаралась дать ему сдачи:

– Ты в своем бесчеловечном мире все меряешь деньгами! Ты не понимаешь, что я буду работать над этой книгой не ради денег, а ради любви!

Он положил свою большую ладонь на мою руку, и я почувствовала его внутреннюю дрожь. Он сказал очень тихо:

– Не старайся, ты не можешь сделать мне больней, чем уже сделала. Ты не представляешь, что я пережил, услышав голос Феликса в телефоне. Ведь я почему-то вообразил…

Вдруг он быстро прервал сам себя, снял свою ладонь с моей и шепнул:

– Смени выражение лица. Сюда идет Феликс!

Феликс? С какой стати? Не знаю, какое выражение лица у меня было до того, но я сменила его на возмущенное и лицемерно выкрикнула:

– За эту работу деньги получать стыдно!

В ответ на что Феликс за моей спиной спросил:

– О чем у вас спор?

Я живо обернулась и сказала не менее возмущенно:

– Почему ты здесь? Мы не договаривались!

Феликс сел на свободный стул и отхлебнул кофе из моей чашки:

– Ну и бурда! Такой кофе нам давали в детском саду в Ростове. Так о чем у вас спор?

– Нет, сначала скажи, зачем ты сюда пришел?

Феликс засмеялся:

– Ты не поверишь! Я пришел срочно просить тебя выйти за меня замуж!

– Почему здесь и почему срочно? – спросил Марат.

– Это все штучки твоей хитрожопой мамаши. Если Лилька срочно пойдет к какому-то административнику и заявит, что мы немедленно отправляемся в ЗАХЕС жениться, нам дадут трехкомнатную квартиру в Линином доме. А не то меня поселят в общежитии в другом конце Академгородка.

Марат захохотал:

– Узнаю материнскую руку. Ладно, Лилька, катись к административнику, но сначала подпиши контракт.

– Что за контракт? – удивился Феликс и взял разложенные на столе листки.

– И не подумаю! – заорала я.

Но Феликс, прочитав первые фразы контракта, пожал плечами:

– Почему ни за что? Это очень трудная задача, и со стороны Марата весьма благородно взять часть расходов на себя.

– Я так и думал, что ты умница, Феликс. – И спросил: – Так что, Лилька? Может, ты снизойдешь?

Я поняла, что мне не выкрутиться, и согласилась, добавив:

– Но за такую работу пятнадцать тысяч рублей в месяц мало, придется платить двадцать.

– Вот женщина! – восхитился Марат. – Только что объявляла, что работать над книгой за деньги стыдно, и тут же начала торговаться из-за денег. Ладно, пусть будет двадцать.

Я ответила:

– Если уж продаваться, то стоит хотя бы не продешевить.

Марат исправил сумму и дал мне подписать:

– А теперь бегите в ЗАХЕС и вечерком заскочите к маме на прощальный ужин.

– А как же отвальная с дружками? – я с самого начала подозревала, что он эту отвальную выдумал, чтобы встретиться со мной наедине.

Марат затряс головой:

– Мама разобиделась, что я последний вечер проведу не с ней, и мне пришлось отказаться. Вы же знаете мою маму – с ней лучше не спорить.

* * *

Елена Сосновская, Москва, 2009 год

Вчера ночью Лина умерла.

Даже когда я пишу эти слова после похорон, я не могу в это поверить. Всю свою жизнь я прожила рядом с ней. Конечно, я познакомилась с ней, когда мне было семнадцать лет, но можно считать, что до той встречи в коридоре Харьковского университета я еще не жила, а только готовилась жить. Я была неуклюжим комком несчастной души, и Лина слепила человека из этого комка. Вполне удачного человека, как сказал бы Феликс.

Вообще, Феликс слишком часто бывал прав – и когда заставил меня подписать контракт с Маратом, и когда ревниво заметил, что Марат сделал на меня стойку. С тех пор прошло пять лет, а это большой срок для человеческой жизни. Я действительно почти написала книгу из Лининых обрывков, несмотря на все трудности нашего сибирского быта. И должна признаться, что без денег, предложенных Маратом за эту работу, я вряд ли смогла бы завершить ее не только за пять, но и за восемь лет.

За эти годы я вдобавок завершила и защитила диссертацию, несмотря на то, что довольно быстро залетела и родила дочку, которую мы назвали Сабина. Осенью 2004 года, когда я была беременна Сабинкой, мы с Линой съездили в Ростов, чтобы ясней представить себе город, о котором пишем. Мы съездили в Змиевскую балку, чтобы посмотреть на памятную доску с надписью: „11–12 августа 1942 года здесь было уничтожено нацистами более 27 тысяч евреев“.

Не знаю, как бы мы управились со всеми этими задачами, если бы не деньги Марата и не прелестная трехкомнатная квартира, которую нам устроила Лина. Почти каждый день книга съедала несколько часов и продвигалась вперед медленно, но верно. Главным исполнителем обработки текстов была я, но мне очень помог Марат, который, как оказалось, отлично владел немецким языком. Он вычитал из немецких источников интересные сведения о Сабине и Юнге.

– Откуда у тебя такой немецкий? – как-то спросила я.

– Неужели неясно? Мама воспитала меня в точности так, как ее воспитала Сабина. Первое, что я помню о себе – это чтение раскрашенного немецкого экземпляра „Рейнеке Лиса“».

Сведения о Сабине после начала Первой мировой войны были обрывочные и грустные. Все годы войны Сабина вынуждена была оставаться в нейтральной Швейцарии, где не очень почитали учение Фрейда и его последователей. Потеряв весьма сомнительную