— Я люблю тебя и любила тебя всегда. Какие ещё объяснения нужны нам?

Но он, наклонив голову, почти шёпотом произнёс:

— Завтра я уже буду не тем, за кого меня принимают ещё сегодня. Подожди, пока я исполню мой долг, и только тогда должна ты спросить себя, что осталось в твоём сердце для слепого художника, который предпочёл променять славу на презрение и стыд, лишь бы только не быть обманщиком.

Дафна спросила дрожащим голосом:

— Так, значит, Деметра не твоё произведение, и ты это знаешь точно?

— Да, — ответил он, — точно! Это произведение Мертилоса.

Она в волнении ещё крепче прижалась к нему и сказала:

— Бедный, бедный! В каком ужасном заблуждении ты находился, и сколько страданий тебе ещё предстоит перенести! Это должно бы меня очень огорчить, а между тем, только пойми меня правильно, я вместо горя чувствую радость, потому что в этом столь восхваляемом произведении я не находила тебя, твоего искусства!…

— Так вот почему, — перебил он её радостно, — ты и не высказывала мне похвал! А я, дважды слепой глупец, мог сердиться на тебя за это! Но подожди только, завтра не будет никого в целой Александрии, кто бы мог меня обвинить в том, что я изменил моему направлению. А если боги вернут мне зрение, тогда, Дафна, тогда увидишь!…

Тут его прервал громкий стук в дверь: условленное время прошло, и она должна была его покинуть. Ещё раз прижал он её к сердцу и сказал:

— Иди теперь! Ничто не в состоянии изгладить из моей памяти эти минуты, которые ты мне подарила. И если я должен остаться слепым, то всё же ты возвратила теперь свет моей душе. Завтра явлюсь я в Палестру и объявлю всем товарищам, какое непредвиденное стечение обстоятельств ввело меня в заблуждение и вместе со мной весь этот город. Многие мне не поверят, и даже твой отец сочтёт, быть может, для себя постыдным помочь осмеянному и оплёванному слепому племяннику уйти из Палестры домой. Всё это ты себе представь и ещё многое другое, что ты должна будешь со мной разделять, если ты согласишься быть моей. Ничего из всего могущего произойти не умаляй себе и ни на что не закрывай глаза. Но если тебе скажет почтенная Тиона, что меня держат в своей власти Эвмениды, то передай ей, что завтра, когда я вернусь из Палестры, я совершенно избавлюсь от власти грозной Немезиды.

Затем он пожелал ещё узнать, как она попала во дворец в такой поздний час. Она рассказала ему просто, как будто иначе и не могло быть, следующее: когда Тиона по своём возвращении в дом Архиаса узнала от Грасса, что Гермон собирается отправиться на пир к Проклосу, то она в ужасе вскричала: «Несчастный, значит, он погиб!» Её супруг, который рассказывал ей даже самые сокровенные вещи, зная, что она способна хранить тайны, сообщил ей, какое неприятное и страшное поручение возложил на него царь, а именно: всех гостей Проклоса арестовать, затем мужчин отправить на казнь, а женщин во главе с царицей — в изгнание. На коленях умоляла её Дафна открыть ей то, что угрожало Гермону, и наконец ей удалось всё выведать. Напуганная девушка в сопровождении Грасса кинулась прежде всего в дом художника, надеясь ещё застать его там, а затем, не найдя его там, — во дворец царя, куда пришла как раз вовремя. Если б Гермон мог видеть, какое волнение выражалось на её раскрасневшемся лице, если бы она ему передала, какую борьбу она должна была выдержать, прежде чем уйти, так как Тиона не хотела её пускать, он стал бы ещё больше гордиться сознанием того, с какой силой и с каким самопожертвованием она его любит.

Оживлённый новой надеждой и полный чувства благодарности к Дафне, передал ей Гермон изречение оракула, которое запечатлелось в его памяти. И Дафна, желая запомнить, повторила за ним:

«Ночь и мрак вырастают из тучного болота наслаждений;

Свет и день восстанут из песков пустыни».

Что могли означать эти слова? Только одно — что слепой в тиши пустыни вновь обретёт своё зрение. Быть может, ему следовало бы теперь покинуть Александрию, и Дафна принялась ему рассказывать, как она всегда хорошо себя чувствует, когда во время охоты оставляет позади шумный город и проводит несколько дней в пустыне. Но тут она была вновь прервана стуком в дверь.

Ещё раз обменялись они поцелуем на прощание, и в сердце Гермона запечатлелись её последние слова:

«Чем тяжелее будет то, что ты должен испытать, тем сильнее буду я любить тебя и тем больше поддержки найдёшь ты у меня».

Остаток ночи провёл Гермон, предаваясь поочерёдно то сладостным мечтам о счастье быть любимым Дафной, то неприятным мыслям о предстоящем ему завтра объяснении перед лицом всего художественного мира Александрии.

На другой день утром его посетил престарелый комендант Пелусия. Ему хотелось убедиться до начала следствия, насколько замешан сын его умершего товарища по оружию в только что открытом заговоре против царя. Он скоро понял из разговора, что Гермон только случайно, желая исполнить приказание царицы, был вчера гостем Проклоса, но что он не имел ни малейшего понятия о заговоре. Тем не менее он посоветовал слепому как можно скорее покинуть Александрию, так как ему вряд ли удастся убедить всех в своей непричастности к заговору ввиду того, что его дядя сильно скомпрометирован тем, что по просьбе и уговору Проклоса согласился дать большие денежные суммы Арсиное, употребившей эти деньги на подкупы и на привлечение на свою сторону заговорщиков. Филиппос сообщил также Гермону, что он только что был у Архиаса и убедил его тотчас же укрыться от преследований царя. Несмотря на полную непричастность богатого купца к заговору, документы и расписки, найденные у Проклоса, могут погубить его во мнении царя, который, хотя и очень добрый и мягкий, будет беспощаден к участникам заговора против его жизни и власти. Архиас решил сегодня же на своём корабле покинуть город, и Дафна будет ему сопутствовать. С удивлением и тревогой выслушал Гермон все эти новости. Как, его дядя должен подвергнуться изгнанию, а Дафна, которой он только что высказал свою любовь, покинет его, и кто знает, на сколько времени! А ему самому предстояло добровольно стать посмешищем всего города. Сердце его болезненно сжалось, и забота о судьбе Архиаса возросла при дальнейших словах Филиппоса о том, какая участь постигла всех главных заговорщиков. Ещё до