От всех отстранясь, свою ингодинскую крестьянскую республику создать захотел? Рабочие, мол, сами по себе, а мы — крестьяне — сами по себе. Мы, мол, не скитальцы и только села свои оберегать будем. Старая песня! Так же отсталые сибирские мужики рассуждали, когда чехи восстанием пошли: наше, мол, дело сторона, нас пока не трогают. А что получилось? Советскую власть не поддержали, Красной рабочей гвардии не помогли и на шею себе адмирала Колчака посадили вместе со всеми американскими да японскими интервентами. Теперь испытали их дубинку на собственном горбе и спохватились. Поняли, что без рабочего класса им рабское ярмо с себя не скинуть. А ты, выходит, их назад тянешь, к старым грехам. И, выходит, нам с тобой не по пути. Прощай! Пойдем, Кирилл, поговорим с народом…

Полунин толкнул ногой дверь и вышел.

Лукин взглянул на Косоярова. Тот стоял, ухватившись рукой за ивовую оплетку стены, и глядел в пол.

— Павел Никитич! — негромко сказал Лукин.

Косояров посмотрел на Лукина тусклым взглядом слепца, потом повернулся и медленно вышел из землянки.

9

Все утро Никита был предоставлен самому себе. О нем, казалось, забыли, и никто не обращал на него внимания.

Вернувшись в землянку, он выпил чашку холодного соленого чая с невкусным, уже прогорклым хлебом, полежал на нарах и, не зная, куда себя девать, пошел побродить по лесному партизанскому городку.

Стойбище даже отдаленно не напоминало бивуака войск. Было оно скорее похоже на лесное поселение изгнанников, хорошо укрывшихся в дебрях глухой тайги. Было здесь тихо, безопасно и очень скучно.

Партизаны помоложе слонялись без дела либо балагурили, собираясь кучками около землянок. Люди на возрасте, подчиняясь исконной привычке к труду, находили себе какое-нибудь занятие: чинили одежду и обувь, вытачивали из березовых чураков ложки, сплетали из бересты бесконечные коробочки под табак и соль или мастерили уже надоевшие всем балалайки.

«Хоть бы на охоту отправили, что ли, — думал Никита, в десятый раз обходя стойбище. — Зайти разве к Лукину, может, вернулся и дело какое-нибудь даст…»

Тропами, проторенными в снегу, Никита добрался до землянки Полунина и постучал в дверь.

Лукин был дома. Он стоял перед сплетенным из тальника невысоким топчаном, на котором было разостлано красное кумачовое полотнище. В руках у Лукина была иголка с длинной суровой ниткой.

На кумачовом полотнище в два аккуратных ряда лежали большие буквы, вырезанные из какой-то белой материи.

— Вот, знамя шью, — сказал Лукин, когда Никита переступил порог землянки. — Представь себе, у них в отряде даже знамени не было. Хорошо, кумач у Полунина нашелся — в кобурах возил.

Никита протиснулся ближе к топчану и прочел на полотнище:

ВСЯ ВЛАСТЬ — СОВЕТАМ!

— Спускаться в долину станем, без знамени не годится, — сказал Лукин. — Пусть сразу все видят, кто мы и с чем идем.

— А разве решили в долину спускаться? — оживляясь, спросил Никита.

— Косояров пока против. Ну, да обломается… Полунин к Матросу поехал.

— Странный он человек, этот Косояров, — сказал Никита.

— Мало сказать, странный… Сегодня мы уже с ним схватились. Все толкует о службе народу, а как служить — сам не знает.

Лукин наклонился над полотнищем и стал пришивать заглавную букву на знамени.

Никита вспомнил о своей схватке с рыжим Фомой, но промолчал.

— Вот мы ему с Полуниным и объяснили, что от его служения не польза, а один вред. Он, видишь ли, свою крестьянскую республику создать задумал в Ингодинской долине, — сказал Лукин и во всю длину продернул суровую нить.

Он рассказал Никите о том, как поссорились в штабной землянке Полунин с Косояровым, и вдруг спросил:

— Помнится мне, ты как-то говорил, что раньше в Союзе юных большевиков состоял?

— Состоял… — сказал Никита.

— Ну вот, это очень важно… — Лукин оторвался от шитья и, улыбаясь, смотрел на Никиту. — Значит, знаешь, как народу служить? Думал я о тебе сегодня и поговорить с тобой собирался. Не пора ли тебе, Никита, в партию?

— В партию? — взволнованно сказал Никита. — Но смогу ли я…

— Сам чего не сможешь, не поймешь — товарищи научат, — сказал Лукин. — В отряде Матроса — несколько коммунистов, Полунин, я… Создадим ячейку, и ты заявление подавай. На первом собрании и рассмотрим.

— Я… — начал было Нестеров, но в это мгновение у землянки раздался скрип шагов и послышался голос.

— Нет ли тут Нестерова?

— Здесь я! — крикнул Никита.

— Давай зараз к начальнику штаба. Товарищ Косояров тебя к себе требует, — крикнул человек за дверью, и снова послышался скрип снега.

Никита вопросительно взглянул на Лукина.

— Иди, раз начальник требует, — сказал Лукин. — Потом поговорим, а пока подумай, Никита, подумай хорошенько…

Никита с неохотой покинул землянку Лукина и пошел к штабу, еще не догадываясь, зачем его вызвал Косояров.

Павла Никитича он застал в штабной землянке за столом перед клеенчатой тетрадью. Видимо, начальник штаба работал. Сейчас он был в очках и казался совсем стареньким.

— По вашему приказанию прибыл, — сказал Нестеров, остановившись у двери.

Павел Никитич посмотрел на него поверх очков и укоризненно покачал головой.

— Где это ты пропадал? Больше часа тебя искали. Говорят, из землянки ушел, а куда — неизвестно. Гулял?

— Я у товарища Лукина был.

— Так-так…

Некоторое время Косояров молчал, щурясь и похмыкивая себе под нос, потом ткнул пальцем в клеенчатую тетрадь: