люди, они встречались и расходились, познав или не заметив друг друга, радовались, горевали, любили, ненавидели, разочаровывались, увлекались, были счастливы и несчастливы, восторженно воспринимали мир и проклинали его, (совершали благородные поступки и творили мерзости.

Были праздники, и нужны были цветы.

Их подносили новобрачным. «Николай Афанасьевич и Ирина Аникеевна Афанасьевы просят Вас пожаловать на бракосочетание сына их Василия Николаевича с Елизаветой Семеновной Федоровой, имеющего быть в церкви ремесленного училища, а оттуда для поздравлений Петроградская сторона, Саблинская улица № 10, кв. 56». Жених, помощник коменданта третьего подрайона революционной охраны Петроградской стороны, явился на бракосочетание в куртке и галифе из желтой скрипящей кожи. Вася Афанасьев недавно получил этот костюм в благодарность за хорошую службу.

Были похороны, и нужны были цветы.

Их положат на гроб того, кто сохранил от разрушений водопроводную станцию, и на могилу тех, кто расследовал это преступление…

I

На рассвете, по истечении комендантского часа, кого-то отпускали подобру-поздорову, других арестованных увозили под конвоем в Центральную комендатуру либо в Кресты, третьи обживали камеру предварительного заключения. С наступлением утра сменялись чины революционной охраны. Комендант третьего подрайона революционной охраны Петроградской стороны Рудольф Карлович Ленник и его двадцатидвухлетний помощник Вася Афанасьев устраивались на диванах у — себя в кабинетах. Засыпали быстро, поднимались с первым телефонным звонком.

Обязанности комендатуры подрайона — нести службу постовую и патрульную, арестовывать и привлекать к суду за нарушение порядка — по большинству своему исполнялись с наступлением темноты. В течение дня комендант и его помощник готовились к ночи: решали, какие проходные дворы перекрыть засадами, какими маршрутами пустить патрули, где и когда встретиться с агентами, на какие «малины» обрушить облавы.

Днем чины охраны выгребали мусор, мокрыми тряпками стирали серый, как бессонница, налет грязи с широкой мраморной лестницы, ведущей на второй этаж. Окна двухэтажного дома, в котором располагалась комендатура, распахивались настежь — проветривали помещение[18].

Ночью по всем комнатам вновь расползался липкий смрад пивной и вокзала. Ночью в комендатуре кричали, ругались, грозили, бились в истерике и хохотали, требовали, плакали, доказывали, просили. Среди ночи появлялись люди в нижнем платье, потому что верхнее им помогли снять грабители. Чины охраны ехали к месту очередного происшествия — убийство, грабеж, насилие. Грохотал по булыжнику разбитый грузовичок, мотаясь из стороны в сторону светом фар.

В темные предрассветные часы казалось, что дежурную часть распирает от людей. Задержанных было много. И в этой комендатуре, и в других пятидесяти двух подрайонных и четырнадцати районных комендатурах революционной охраны Петрограда. Задержанных было так много, что к рассвету хотелось верить — больше уже и не будет. Но лишь до следующей ночи… И сколько ни устраивай облав, сколько ни воюй с бандитами, не видно конца, пока не подойдет к краю само время, все это породившее. А когда живешь в нем, в этом времени, так и думать некогда, где оно берет начало, а когда наступит конец. Черпаешь бадьей илистый смрад, а он опять подступает, и снова черпаешь, не надеясь дно очистить, а лишь бы самого не засосало.

Была суббота, Лепник и Афанасьев решили усилить патрули, а особых облав в эту ночь не устраивать — в воскресенье работы хватит.

Лепник сидел за массивным столом с распахнутой крышкой бюро. Ростом он был невелик, но зато с лихвой наверстал в плечах. Пышные усы, по-запорожски спускающиеся к подбородку, привлекали внимание, оставляя незаметными землистый цвет лица, густую сеть морщин, изрезавших лоб и щеки. Одет Лепник был в старый китель, из-под расстегнутого ворота выглядывала черная ситцевая рубаха.

Василий Афанасьев стоял, опершись о край открытого бюро. Худой, узкий в плечах, с резко очерченной талией, он был весь устремлен вверх. Мягкие светлые волосы распадались на прямой пробор, яркий румянец, который не могли стравить ни бессонница, ни голодуха, — все это вызывало желание у тех, кто встречал помощника коменданта, называть его не иначе, как Васенькой. Не прибавлял солидности помощнику коменданта и костюм из желтой кожи. Был он таким новеньким, таким скрипящим, что Афанасьев казался в нем еще моложе.

— Нынче ночью у меня встреча была, — сказал Лепник, — агент клянется, что в воскресенье нас на святых выведет. Полюбился цм, видно, наш подрайон.

— Сами и возьмем троицу, — загорелся Василий. — Вот шуму по городу пойдет — святых поймали. Рудольф Карлович, облава будет — пошлите меня.

Тройку налетчиков — Матроса, Заломаева и Верочку-девочку в комендатурах города называли не иначе как святой троицей: гонялись за ними скоро уже месяц, а поймать никак не могли. Бандиты напоминали о себе, совершая один грабеж за другим, зверски разделываясь со своими жертвами. Последний налет они совершили недалеко от комендатуры 3-го подрайона. Раненый старик — хозяин квартиры — рассказал Афанасьеву, как ворвались к нему бандиты, стали требовать деньги. А когда получили то немногое, что было, — не поверили. Девчонка, которая была с двумя налетчиками, на глазах у старика прострелила руку его жене. Денег все равно не оказалось, и тогда бандиты застрелили старуху. Выстрелили и в старика. Одет он был в толстый ватник — это и спасло от смерти.

— Таких бандитов коменданту брать положено, — ответил Лепник, протягивая руку, чтобы захлопнуть бюро. — Вот что, Афанасьев, шагай-ка ты домой, пока жена о пропаже не заявила… Ночь без тебя отдежурю.

Недавняя женитьба Афанасьева, постоянная разлука, «в которой пребывали — молодожены, — опять четвертые сутки пошли, как помощник коменданта домой не заглядывал, — все это было поводом для бесконечных ухмылок: в брак вступал по-старорежимному — (в церкви венчался, а супружеские обязанности сполняет по-граждански, жена уж и обличье мужа небось позабыла, как бы с другим помощником не спутала.

Наслушавшись подобных шуток, Рудольф Карлович предпочитал помалкивать о своей недавней женитьбе: и месяца не прошло, как перетащил холостяцкие пожитки на Васильевский остров. Впрочем, такое долго не скроешь. Всякий раз, отлучаясь из комендатуры, он называет дежурному свой новый адрес. К тому же вызывали на днях в Центральную комендатуру, велели анкету заполнить[19]. На этот раз в графе — семейное положение вместо привычного «холост» Рудольф Карлович написал — «женат». Не сегодня, так завтра станет об этом известно и в подрайоне.

Завтра — это воскресенье 30 марта 1919 года. И другого завтра у коменданта подрайона уже не будет, оно последнее. Что делали, как поступали бы люди, будь им наперед известно, сколько осталось им в жизни лет, дней, минут?..

— Тебе костюм твой нынче нужен? — нарочито безразличным тоном спросил Лепник.

— А что? — насторожился Афанасьев.

Во время разговора комендант поглядывал на