единой российской социал-демократии призывом к анархистскому мятежу только из-за капризных поворотов своей индивидуальной мысли. Напротив, Ленину, с юности фанатично проповедовавшему догмы марксизма, было очень нелегко перейти с пути Маркса на путь Бакунина и сделать главную ставку не на социально зрелый промышленный пролетариат, а на деклассированные толпы «бедноты», «угнетенных классов», моряков и солдат – иными словами, на пеструю и ненадежную «улицу». Временами он испытывал сомнения и пытался удержать это движение в разумных границах. Но толпе не терпелось избавиться от всяких ограничений. Бросить ее и сконцентрироваться на пролетарском «демосе» означало бы обречь себя на бесконечную и практически безнадежную борьбу с меньшевиками, считавшими главной движущей силой революции именно квалифицированных рабочих.

   Колебания Ленина отражались в решениях его партии. Апрельская Всероссийская конференция большевиков постановила (тем самым определив всю будущую программу действий большевиков): «Пролетариат России, действуя в одной из самых отсталых стран Европы, среди масс мелких крестьян, не может бороться за немедленную социалистическую перестройку». Она решила, что «эта война не может закончиться отказом солдат только одной стороны идти в бой и прекращением военных действий одной из воюющих сторон». Обвинение в том, что большевики склоняются к сепаратному миру с Германией, было отвергнуто как «чистая клевета». Массовое братание она объявила способом достижения не сепаратного мира, а одновременной рабочей революции по обе стороны фронта. В апреле большевистский Центральный комитет опроверг лозунг «Вся власть Советам!». После «милюковского кризиса» Ленин в специальной статье критиковал «слишком торопливых личностей». «Кризис нельзя решить ни индивидуальным насилием, ни разрозненными действиями небольших вооруженных отрядов, ни бланкистскими попытками захватить власть, арестовав Временное правительство, и т. д.»12.

   Но Ленину нужно было справиться не только с «леваками» в собственной партии, быстро откликнувшимися на ультрареволюционную платформу, которая так удивила его самых близких товарищей сразу после возвращения в Россию. За этими «леваками» стояла стихийная сила деклассированных. Поведение большевиков в апрельские дни разочаровывало их. Они начинали искать других вождей. Их поиски встретили отзыв в определенных анархистских кругах.

   Всероссийский съезд Советов открылся тогда, когда в Петрограде произошла сенсация. Под полуанонимной подписью «Исполнительный комитет по ликвидации газеты «Русская воля» была издана листовка, в которой оправдывался самовольный захват вооруженной группой типографии Березина. Эта группа довольно бессвязно объяснила, что данный захват является не покушением на свободу прессы, а просто попыткой «вернуть народу его собственность» и покончить с ненормальным положением, когда многие друзья народа не имеют ни денег на оплату типографских услуг, ни печатных станков. Конфискованную типографию окружила враждебно настроенная толпа. На место действия прибыли также два батальона солдат. Лидеры съезда стремились любой ценой избежать кровопролития, которое могло бы омрачить начало столь важного мероприятия. Они настаивали на том, что революционный порядок запрещает самовольные действия, что реквизиция помещений для нужд разных революционных организаций требует утверждения специального комиссара Временного правительства и одобрения Совета, в котором представлены все революционные течения, включая анархистов. Типография Березина должна быть освобождена. Делегация съезда, в которую входил и правый большевик Каменев, предотвратила столкновение. Расследование привело власти на дачу Дурново, также захваченную самовольно и превращенную в штаб-квартиру, из которой совершались налеты под анархистским флагом. Попытка властей освободить дачу встретила вооруженное сопротивление. На некоторых фабриках Выборгской стороны была объявлена забастовка в знак протеста против «контрреволюционных действий» правительства. Тут в дело вмешался Петроградский совет. Он велел открыть парк Дурново для рабочих, а само здание передать профсоюзам, приказал рабочим Выборгской стороны прекратить забастовку, подтвердил необходимость удаления с дачи Дурново группы мятежников, которая, прикрываясь анархистскими лозунгами, собрала вокруг себя невежественных полууголовников и открыто заявила о намерении захватить типографии газет «Новое время», «Русская воля», кадетской «Речи» и передать их анархистским и социалистическим организациям, известным только им. Съезд подавляющим большинством голосов одобрил действия Петроградского совета. Но Каменев от большевиков и Луначарский от «объединенных интернационалистов» заявили, что их фракции хотя и не одобряют поведение анархистов, но не могут голосовать за резолюцию. Некоторые из них голосовали против одобрения действий Петроградского совета, некоторые воздержались, несмотря на общее негодование и крики с мест: «Лицемеры!»

   Все это случилось 8 июня. Сразу вслед за этим выяснилось, что Центральный комитет большевиков, воспользовавшись продолжавшимся шумом из-за захвата дачи Дурново, назначил на 10 июня демонстрацию под лозунгами «Долой министров-капиталистов!» и «Вся власть Советам!». Съезд Советов забил тревогу. Впервые советская партия пыталась повлиять на решения Советов с помощью уличной демонстрации. Вопрос стоял очень остро: либо большевики признают «единый фронт трудящихся», созданный Советом, и подчиняются общей революционной дисциплине, либо они будут исключены из Совета. Во время жаркого обсуждения этого вопроса большевики дважды покидали зал заседаний, но в конце концов вернулись и отменили демонстрацию. В отместку они издали подстрекательский призыв с жалобой на то, что народ лишают его главного элементарного и законного права: выражать свои политические мнения с помощью мирной уличной демонстрации.

   Петроградский совет решил выбить у них почву из-под ног. Дождавшись восстановления спокойствия, он не только позволил, но сам организовал огромную демонстрацию с полной свободой выбора лозунгов. Большевистская организация жадно ухватилась за эту возможность. Люди шутили, что у большевиков больше знамен, чем демонстрантов. Но они добились своей цели. Огромное количество плакатов, требовавших удаления из правительства «десяти министров-капиталистов», производило сильное впечатление. Тут большевики были правы: участие в правительстве буржуазных министров не давало решить ни один насущный вопрос. Но большевистские демонстранты, которые требовали свободы для себя, одновременно покушались на свободу других, затевая кулачные драки и разрывая плакаты, призывавшие к доверию Временному правительству. Впрочем, таких плакатов на демонстрации почти не было. Большинство Совета защищало коалицию с буржуазией неохотно, словно неся на себе тяжелый крест. Хотя большевики частично отыгрались за недавнее поражение, все же оно заставило из соблюдать осторожность. Мятежный дух был чересчур силен, а вокруг находилось слишком много горючего материала. Кроме того, им грозила опасность исключения из Совета, а без защиты революционной демократии они оказались бы бессильными перед преследованиями правительства.

   1 июля состоялась Петроградская городская конференция большевиков. Подсчитав свои силы – 32 000 официальных членов, 2000 из которых были вооружены и входили в военную организацию, 4000 официальных «сочувствующих» и около 260 000 голосов на выборах в городскую думу, – они воспрянули духом. На третий день конференции появилась сенсационная новость: четыре кадетских министра вышли из Временного правительства, наступил правительственный кризис, ведутся переговоры о восстановлении коалиции с кадетами. Одним словом, «революция в опасности». Затем пришли два представителя пулеметного полка и возбужденно доложили: «Временное правительство боится, что его скинут; пора действовать». Один из руководителей конференции, Володарский, заявил, что «партия