— Это правда, — наконец произнес он, когда Алессан перестал улыбаться.

— Я вижу. Ты действительно во мне усомнился. Мне следует прийти в ярость, Голубок. Мне следует быть обиженным до глубины души. А что сказал Второй Голубок?

— Баэрд был уверен, что ты будешь здесь, — с грустью признался Алессан.

— Боюсь, теперь я ему должен.

— По крайней мере, один из вас вырос настолько, чтобы приобрести хоть немного здравого смысла, — проворчал Мариус. Потом вдруг спохватился. — Что? Двое молодых бездельников держат на меня пари? Да как вы посмели? — Он смеялся, но удар, который он вдруг нацелил в плечо Алессана, заставил того покачнуться.

Мариус захромал обратно к своему креслу и сел. Снова Дэвина поразил его все замечающий взгляд, которым он окинул их. Всего на мгновение этот взгляд скользнул по самому Дэвину, но у него возникло призрачное ощущение, что за это мгновение Мариус полностью оценил его, что он его узнает и вспомнит даже при случайной встрече через десять лет.

На секунду его охватила странная жалость к тем семерым воинам, которым пришлось сражаться с этим человеком в роще ночью, имея в своем распоряжении всего лишь мечи или копья, латы и две здоровых ноги.

Эти руки, похожие на стволы деревьев, и выражение этих глаз все сказали Дэвину о том, на чьей стороне был перевес в этих битвах, несмотря на ритуальные увечья — перерезанные связки на лодыжках, — наместника, которому положено было погибнуть в роще ради приумножения славы Матери-Богини и ее Верховной жрицы.

Мариус не погиб. Даже ради приумножения чьей-то славы. Семь раз не погиб. И теперь, после седьмой битвы, у Квилеи снова появился настоящий король, а последняя Верховная жрица умерла. Дэвин вдруг вспомнил, что эту новость первым сообщил ему Ровиго. В дурно пахнущей таверне под названием «Птица» то ли полгода, то ли полжизни тому назад.

— Наверное, ты поскользнулся, или поленился, или был уже толстым прошлым летом в Роще, — говорил Алессан. Он показал на шрам на лбу Мариуса. — Нельзя было позволять Тоналиусу подобраться с мечом так близко.

По правде сказать, улыбку на лице короля Квилеи нельзя было назвать приятной.

— Он и не подобрался, — мрачно ответил Мариус. — Я применил наш «удар ногой в прыжке с двадцать седьмого дерева», и он умер еще до того, как мы оба упали на землю. Этот шрам — прощальный дар от моей покойной жены, полученный во время нашей последней встречи. Да хранит наша священная Мать ее благословенную душу. Выпьете вина за обедом?

Серые глаза Алессана заморгали.

— С удовольствием, — ответил он.

— Хорошо. — Мариус подал знак стражникам. — В таком случае, пока мои люди накроют для нас стол, можешь мне рассказать. Голубок, и, надеюсь, расскажешь, почему ты только что заколебался, перед тем, как принять приглашение.

Дэвин, в свою очередь, заморгал от изумления: он даже не заметил паузы. Но Алессан улыбался.

— Хотелось бы мне, — с лукавой улыбкой сказал он, — чтобы от тебя хоть иногда что-то ускользнуло.

Мариус слегка улыбнулся, но не ответил.

— Мне предстоит долгая дорога. По крайней мере, три дня скачки во весь опор. Я должен добраться до одного человека, и как можно скорее.

— Этот человек важнее меня, Голубок? Я в отчаянии.

Алессан покачал головой.

— Не важнее, иначе меня бы здесь не было. Возможно, больше нуждается во мне. Вчера вечером в Борсо меня ждало сообщение от Данолеона. Моя мать умирает.

Выражение лица Мариуса тут же изменилось.

— Я глубоко опечален, — сказал он. — Правда, Алессан, мне очень жаль. — Он помолчал. — Тебе было нелегко приехать сначала сюда, зная это.

Алессан знакомым жестом пожал плечами. Его взгляд с Мариуса переместился вверх, к перевалу, за высокие пики над ним. Солдаты закончили расстилать роскошную золотую ткань на ровном месте перед креслом. Теперь они раскладывали на ней разноцветные подушки и расставляли корзины и блюда с едой.

— Приглашаю вас преломить со мной хлеб, — деловито сказал Мариус, — и обсудить то, что мы собрались здесь обсудить, а потом вам надо ехать. Ты доверяешь этому посланию? Не опасно ли тебе туда возвращаться?

Дэвин даже не подумал об этом.

— Полагаю, опасно, — равнодушно ответил Алессан. — Но я доверяю Данолеону. Разумеется, доверяю. Ведь это он отвез меня к тебе.

— Это я помню, — мягко сказал Мариус. — И его помню. И еще я знаю, что, если только не произошло больших перемен, он не единственный жрец в святилище Эанны, а ваши жрецы на Ладони не отличаются надежностью.

Алессан снова пожал плечами.

— Что я могу поделать? Моя мать умирает. Я не видел ее почти двадцать лет. Медведь. — Губы его скривились. — Не думаю, что меня многие узнают, даже без грима Баэрда. Ты не считаешь, что я немного изменился с тех пор, как мне было четырнадцать лет? — В его словах чувствовался легкий вызов.

— Не очень сильно, — спокойно ответил Мариус. — Не так сильно, как можно было подумать. Ты уже тогда был взрослым мужчиной, во многом. И Баэрд тоже, когда пришел к тебе.

И снова взгляд Алессана устремился вдаль, к перевалу, словно полетел на юг вслед за далекими воспоминаниями. У Дэвина возникло острое ощущение, что здесь говорится гораздо больше, чем он в состоянии услышать.

— Пойдем, — сказал Мариус, опуская руки на подлокотники кресла. — Вы присоединитесь ко мне на нашем ковре посреди луга?

— Оставайся в кресле! — отрывисто бросил Алессан. Несмотря на тон, выражение его лица оставалось добродушным и спокойным. — Сколько человек пришло сюда с тобой. Медведь?

Мариус не двинулся с места.

— До подножия гор — рота. Эти шестеро перешли со мной перевал. А что? Легко двигаясь, с беззаботной улыбкой Алессан уселся на ткань у ног короля.

— Едва ли это разумно взять с собой так мало людей.

— Опасности почти никакой. Мой враги слишком суеверны, чтобы рискнуть отправиться в горы. Ты это знаешь, Голубок, перевалы давным-давно стали табу, когда запретили торговлю с остальными провинциями Ладони.

— В таком случае, — сказал Алессан, продолжая улыбаться, — я не в состоянии объяснить присутствие лучника, которого только что заметил за скалой выше по тропе.

— Ты уверен? — Голос Мариуса звучал так же небрежно, как и голос Алессана, но в его глазах внезапно блеснул лед.

— Уже дважды заметил.

— Я глубоко огорчен, — сказал король Квилеи. — Маловероятно, чтобы такой человек находился здесь не для того, чтобы меня убить. И если они нарушают табу гор, то я буду вынужден пересмотреть многие свои обязательства. Не выпьете ли вина? — Он махнул рукой, и один из людей в красном налил вино слегка дрожащей рукой.

— Спасибо, — пробормотал Алессан. — Эрлейн, ты здесь можешь что-нибудь сделать, не выдавая себя?