Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы же ходите каждый день по одним и тем же улицам, – сказал водитель. – Встречаете столько людей, да и они вас, наверно, знают, потому что улицы-то всегда одни и те же. Вы говорите: «Привет», и они вам отвечают: «Привет». Вы их даже по имени называете. И они вас называют по имени. Если вы влипнете в какую-нибудь историю, они вам помогут, потому что вы – из их города. Вы все заодно. Видят-то они вас каждый божий день[771][772].
Едва выйдя из тюрьмы, в первое же утро на свободе, повествователь в «Рецидивисте» с опаской приближается к кофейне, ощущая себя старым и уродливым: ему кажется, что все будут глядеть на него с отвращением.
А все-таки я набрался духу туда войти – и вообразите мое удивление! Словно бы я умер и на небо вознесся. Подлетает официантка, говорит: «Садитесь, миленький мой, садитесь, сейчас кофе принесу». Я-то рта раскрыть не успел.
Ну, уселся я, смотрю, всех посетителей, кто бы ни были, уж так привечают, не поверишь. Официантка сыпет направо-налево «миленький мой», да «лапушка моя», да «дорогие вы мои». Как в приемной «скорой помощи» после какой-нибудь катастрофы. И не важно, из какого круга потерпевшие, какая у них кожа. Всем одно и то же чудесное лекарство дают, то есть кофе. А катастрофа-то в данном случае понятно какая – солнце поднялось, утро[773].
~
Интервьюер из журнала Playboy спросил Воннегута: «Может ли наша страна как-то поощрять рост больших семей?»
Ответ:
Законодательно. Я сейчас пишу один рассказик про Килгора Траута, он как раз об этом. ‹…›
‹…› В общем, президенту случается посетить Нигерию, а там большие семьи в моде с сотворения мира. ‹…› И вот президент решает поручить американским социальным службам: пускай их компьютеры специально подыщут каждому по нескольку тысяч родственников[774].
Эта идея о «специально подысканных родственниках» выросла из рассказика о Трауте в одну из главных сюжетных линий романа «Фарс, или Долой одиночество». В нем будущий президент провозглашает эту идею в предвыборной программе:
Я говорил о великом американском одиночестве, этой излюбленной народом теме. Карта оказалась беспроигрышной. Сама по себе эта тема могла бы принести победу кому угодно. А я просто-напросто не умел ни о чем другом говорить. Потрясающее совпадение.
Позор, говорил я, что такую простую и приемлемую схему против одиночества никому не пришло в голову извлечь на свет божий на более раннем историческом этапе развития Америки. Сколько ненужных злодеяний пришлось совершить детям Америки! И злодеяния эти совершались не из чистой любви к греху. Причиной всему было великое одиночество!
Когда я закончил речь, ко мне на четвереньках подполз пожилой мужчина. Он рассказал грустную историю о том, как пристрастился одно время скупать страховки, облигации государственных займов, всякое барахло, «незаменимое в хозяйстве», автомашины и т. п. И он совершенно не нуждался во всех этих вещах. Просто он надеялся породниться с коммивояжером.
«У меня не было родни, и мне постоянно ее не хватало», – сказал он
«Всем не хватает», – ответил я
Он рассказал мне, что одно время изрядно выпивал. Но делал это исключительно из желания обрести родственников. Он пытался брататься с завсегдатаями баров. «Бармен становился чем-то вроде отца родного, вы меня понимаете? Но в самый неподходящий момент заведение закрывалось».
«Понимаю», – ответил я. И рассказал ему полуправду о себе самом. Потом эта история стала ужасно популярной и очень помогла мне в предвыборной кампании. «Я тоже когда-то был очень одинок, – сказал я. – Свои самые сокровенные мысли я мог доверить одной лишь кобыле по кличке Бадвайзер»[775].
~
Оттуда же:
«Вас изберут президентом, я получу кучу новых искусственных родственников, – рассуждал мужчина. – ‹…› Что делать, если попадется новоиспеченный родственничек, которого я на дух переносить не буду?»
«Что тут необычного – родственничек, которого вы терпеть не можете?» – парировал я. ‹…›
‹…› За все свои годы в политике я никогда не адресовал никаких крепких выражений в адрес американского народа.
Поэтому когда я наконец решился к ним прибегнуть, это возымело мощнейшее действие. ‹…›
«Мистер Грассо, я лично буду очень огорчен, если после того, как меня изберут на пост президента, вы не пошлете всех ненавистных вам искусственных родственников, братьев, сестер, кузенов и кузин, подальше со следующими словами: катись-ка ты к чертям собачьим! Катись-ка ты к едрене фе-е-ене-е-е!”»[776]
~
Имеет смысл вспомнить и про Кливленда Лоуза, персонажа «Рецидивиста»:
‹…› Гарвардский китаец близко сошелся с Кливлендом Лоузом и уговорил его, когда война кончилась, поехать в Китай, а не домой, в Джорджию. Когда Лоуз еще мальчишкой был, его двоюродного брата заживо сожгла толпа, а отца ночью вытащили из дома и отхлестали бичами эти, из Ку-Клукс-Клана, да и его самого перед армией два раза избивали за то, что он хотел на избирательном участке зарегистрироваться. Понятно, коммунисту этому сладкоголосому не стоило больших трудов его убедить. Ну вот, он, как сказано, два года плавал на судне вдоль побережья Желтого моря, разнорабочим был. Говорит: несколько раз он влюблялся, только никто не ответил взаимностью.
– Так вы поэтому и вернулись назад? – спрашиваю.
Нет, говорит, прежде всего по другой причине – там церковной музыки негде было послушать.
– И гимн ни с кем не споешь, – продолжает он. – Да и еда у них, знаете…
– Плохая? – спрашиваю.
– Ну что вы, очень даже хорошая, – говорит. – Только такая, про которую как-то и вспоминать неохота.
– Угу, – кивнул я.
– Нельзя же просто жевать да жевать. Хочется словечком перекинуться: славно, мол, приготовлено или не очень. А много ли таких, кто в этой их еде толк знает?[777]
Воннегут ненавязчиво показывает мириады нитей, которые могли бы нас связывать (род занятий, биография, жизненные цели, да мало ли что еще), чтобы мы, фигурально выражаясь, были вместе с теми, кто «знает толк в нашей еде».
