В дом ворвался яркий солнечный свет. В воздухе еще чувствовался невыветрившийся запах химикалий, которыми пользовались криминалисты. В трубке раздался голос Экхольма. Валландер начал с главного. Его вопрос касался данных, которые Экхольм заложил в компьютер. А что если развернуть дело несколько иначе? Серия убийств с разными мотивами. Какие наработки есть в этой области? Что говорит по этому поводу мировая бихевиористика? Экхольм, как всегда, отнесся к версии Валландера с большим интересом. Валландер даже начал сомневаться, не шутка ли это. Неужели Экхольм и вправду готов восхищаться всем, что бы он ни сказал? Валландеру вспомнились издевательские песенки, в которых некомпетентность шведской полиции доводилась до абсурда. За последние годы у них заметно прибавилось специалистов по самым разным вопросам. Но почему-то никто из них не мог ничего объяснить.

Впрочем, Валландер не хотел быть к Экхольму несправедливым. За несколько дней тот успел проявить себя как хороший слушатель. Он усвоил главное правило полицейского: умение слушать не менее важно, чем умение задавать вопросы. Полицейский должен слушать всегда. Улавливать скрытый смысл слов, чувствовать возможные мотивы преступления, даже если они не лежат на поверхности. И еще он должен слышать невидимое присутствие преступника. Как в этом доме. На месте преступления всегда остается нечто такое, чего нельзя увидеть глазом, чего не выявит никакой эксперт-криминалист. Не помогут ни кисточки, ни порошки. Но опытный полицейский, обладающий чутким ухом, услышит, что произошло. Возможно, преступник не оставил на месте преступления свои ботинки. Но там несомненно остались его мысли.

Валландер повесил трубку и присоединился к Шёстену. Оба молчали. К этому располагал сам особняк: душа Лильегрена — если она у него была — беспокойно витала у них над головами. Валландер поднялся на верхний этаж. Открывая двери, он неспешно переходил из комнаты в комнату. Нигде не было никаких бумаг. Лильегрен жил в доме, где заметнее всего была пустота. Мысли Валландера снова вернулись к тому, чем был известен Оке Лильегрен, вернее — печально известен. Аферы с липовыми акционерными обществами, увод активов, перекачивание денег за рубеж. Но что это говорит о его личных качествах? У него были дома в разных уголках мира, и этот особняк — только один из множества.

Валландер остановился перед дверью, которая, очевидно, вела на чердак. В детстве он сам устраивал убежища на чердаке дома, в котором жила их семья. Валландер открыл дверь. Лестница была крутой и узкой. Он повернул старый выключатель. Комната под крышей, с выступающими балками, оказалась почти пустой. Там было только несколько пар лыж, старые сумки и кое-что из мебели. На чердаке чувствовался тот же запах, что и внизу, в доме. Значит, криминалисты побывали и здесь. Валландер огляделся по сторонам: никаких потайных дверей и помещений. От листов кровельного железа исходило тепло.

Валландер спустился вниз и повел поиск с еще большим усердием. Он вытащил из шкафов всю одежду Лильегрена. По-прежнему ничего интересного. Валландер сел на край кровати и попробовал сосредоточиться. Не может быть, чтобы Лильегрен все держал в голове. По крайней мере книжка с адресами у него должна была быть. Но ее не было. Больше того. В доме не хватало еще чего-то. Поначалу Валландер не мог понять, чего именно. Он снова задумался над вопросом: кем был Оке Лильегрен? Главой ревизионной службы. Значит, он много ездил. Сумки. Вот чего недоставало в доме. Здесь не было даже портфеля для документов. Валландер встал и спустился к Шёстену.

— У Лильегрена должен быть еще один дом, — сказал Валландер. — Или, по крайней мере, кабинет.

— У него дома по всему свету, — проговорил Шёстен, не отрываясь от своих мыслей.

— Я имею в виду дом в Хельсингборге: этот особняк противоестественно пуст.

— Вряд ли, — сказал Шёстен. — Будь у него еще один дом, мы бы об этом знали.

Валландер кивнул. Последнюю реплику он оставил без ответа, хотя не сомневался в своей правоте. Он продолжил осмотр в подвале. В одном из помещений он обнаружил гимнастическую скамью и несколько гантелей. Там же стоял гардероб со спортивной формой и дождевиками. Валландер в задумчивости разглядывал одежду. Затем поднялся к Шёстену.

— У Лильегрена была лодка?

— А как же! Точно была. Только не здесь. Иначе бы я об этом знал.

Валландер молча кивнул.

— Может быть, она была записана на чужое имя? — спросил он, чуть погодя.

— Что?

— Лодка. Она могла быть зарегистрирована на чужое имя. Например, на Ханса Логорда.

Шёстен понял, куда клонит Валландер.

— Почему ты считаешь, что Лильегрен пользовался лодкой?

— В подвале висит одежда. Насколько я могу судить, именно в такой одежде ходят под парусом.

Они спустились в подвал.

— Возможно, ты и прав, — сказал Шёстен, когда они оказались перед открытым гардеробом.

— В любом случае, было бы нелишним это выяснить, — сказал Валландер. — Дом кажется слишком пустым. Здесь что-то не так.

Снова поднявшись наверх, Валландер распахнул балконные двери и вышел на солнце. Он вспомнил о Байбе, и у него сразу засосало под ложечкой. Почему он ей не позвонил? Неужели он до сих пор верит в то, что в субботу утром будет встречать ее в Каструпе? Меньше, чем через двое суток? Просить Мартинсона, чтобы он врал ради него по телефону, — очень неудобно. Но теперь этого не избежать. Дело зашло слишком далеко. С чувством крайнего презрения к самому себе Валландер вернулся в тень комнаты. Шёстен разговаривал по телефону. Когда нам ждать следующего убийства? — мелькнуло в голове у Валландера. Шёстен простился со своим собеседником и сразу набрал новый номер. Валландер отправился на кухню выпить воды. На плиту он старался не смотреть.

Он вернулся в комнату как раз в ту минуту, когда Шёстен с грохотом бросил трубку на рычажки.

— Ты был прав, — сказал он. — На имя Логорда записана парусная лодка. Он состоит членом в том же яхт-клубе, что и я.

— Надо ехать в клуб, — сказал Валландер, чувствуя, как напряжение у него внутри растет.

В порту их встретил лодочник. Он отвел их туда, где была пришвартована лодка Логорда. Лодка оказалась красивой и ухоженной: корпус был пластиковый, но зато палуба — из натурального тика.

— «Комфортина», — с удовольствием отметил Шёстен. — Очень красивая. И хозяин у нее заботливый.

Он привычно перемахнул на палубу и сообщил, что вход в рубку закрыт.

— Вы, конечно, знакомы с Хансом Логордом? — спросил Валландер у лодочника, который стоял рядом на мостках. Лицо у него было обветренное, а на футболке красовалась реклама норвежских тефтелей.

— Вообще-то он не очень разговорчив. Но мы здороваемся, когда он здесь бывает.

— Когда он приходил в последний раз?

Лодочник задумался.

— На прошлой неделе. Впрочем, сейчас разгар лета, легко ошибиться.