— Думаю, княгиня не откажет в визите вежливости правителю, с чьего согласия будет находиться на его землях. Несмотря на то, что она прибывает, имея охранную грамоту самого султана, — вновь с головой выдал себя советник. И вообще, было похоже, что, все изложенное ранее Тибором, мог бы изложить сам Карадаг-бей.

Мало того, Хмельницкий был уверен, что князь говорил со слов Карадаг-бея. Вот только учеником оказался совершенно бездарным. Что его явно не украшало, делая надежды на трансильванский трон еще более призрачными.

— Не откажет, — успокоил трансильванец их обоих.

— А полковника Хмельницкого с его православными воинами мы попросим чуть задержаться, чтобы потом провести княгиню до владений графа Потоцкого, — еще раз попытался удивить полковника Карадаг-бей. Не понимая, что Хмельницкий и сам уже подумал о том, что княгине, которая неминуемо вступит на украинские земли, понадобится более надежная охрана, чем та, которая прибудет с ней из Турции.

— У меня слишком мало времени, досточтимый Карадаг-бей. Но если светлейший хан позволит и если таковой будет воля светлейшего…

— Прекратите, Хмельницкий… — поразил его хан своей непосредственностью. — Признайтесь, что вам и самому не терпится припасть к венам, в которых смешалась кровь чуть ли не всех правящих родов Европы.

И теперь они рассмеялись все четверо. С этой минуты за столом сидели не военачальники, не политики, а закоренелые, знающие толк в женщинах, мужчины.

— Итак, она прибудет завтра? — уточнил Хмельницкий.

— Предполагается, — ответил Тибор.

— И ее будут встречать?

— Мои аскеры во главе с советником Карадаг-беем, — заверил его хан. — Вам такая честь не выпадет, Хмельницкий. Вы слишком влюбчивы.

Хан проговорил это с юмором, полушутя, однако Хмельницкий подумал, что подобной полушутки вполне достаточно, чтобы «костер» разгорелся не на просторах далекой Моравии, а значительно ближе. Причем очень опасный костер, который трудно будет погасить, ибо гасить всем им придется одно и то же пламя. Толпясь. В том числе и трансильванскому князю. Не говоря уже о Карадаг-бее, раньше всех оказавшемуся у ног княгини.

— Тем временем я займусь поиском невесты для своего сына Тимоша. Насколько я понял, ему нравятся смазливые татарки.

— Знатный жених, — согласился хан. — У нас появится принц, объединивший два великих рода — Гиреев и Хмельницких. — Однако, немного замявшись, тут же уточнил: — И претендующий сразу на два трона… Жизнь показывает, что обычно такие люди не получают ни одного. Не успевают.

Хмельницкий и Ислам-Гирей молча переглянулись.

Это был поединок не столько отцов, сколько правителей, заботящихся о том, в чьих руках окажутся их неосвященные Римом короны.

— Над этим следует подумать, — согласился Хмельницкий.

Пока в зале «Византии» продолжался тайный передел Европы на новые империи, корабль, на котором прибывала в Крым княгиня Стефания Бартлинская, изменил курс и, вместо Кафы, приблизился к поселку, находящемуся на берегу напротив Бахчисарая.

Несмотря на заметное волнение моря, уставшая от длительного путешествия княгиня решительно потребовала от капитана, чтобы ее и телохранителей переправили на все еще далекий берег лодками, поскольку, из-за мелководья, корабль не мог пристать к берегу. Да и пристани в поселке не существовало.

Княгиня торопилась. Она не настроена была тратить время на раздумья и сомнения. К страху за свою жизнь успела привыкнуть настолько, чтобы всю оставшуюся жизнь уже не дрожать от страха. Решительная и властная, Стефания не только умела рисковать, но и любила это делать с определенным блеском. Что уже давно не оставалось незамеченным.

Все сопровождение княгини состояло из шести довольно могучих, одинаково прочно закованных в броню и молчание воинов-лучников во главе с капитаном Чеславом, которого она же сама и произвела в офицеры. К ним присоединился лейтенант турецких азабов [50] Осман. Не в меру разжиревший, ленивый и, тем не менее, достаточно властолюбивый, чтобы всегда вовремя тыкать в лицо каждому, кто препятствует возвращению княгини на родину, золотой жетон с печатью султана и требованием повиноваться и выполнять просьбы его предъявителя. Этот жетон был самым большим успехом, которого Стефании удалось добиться в Стамбуле. Ее талисманом и спасением.

Правда, капитан корабля, которому выпала честь доставлять в Крым опальную чешскую княгиню вместе с каким-то контрабандным товаром, был немало удивлен, поняв, что столь высокородная и красивая дама странствует, не имея при себе ни одной служанки.

Но еще больше он удивился, узнав от лейтенанта Османа, что двух прекрасных чешек-служанок княгиня еще в Греции, не задумываясь, уступила одному из богатых арабских шейхов за довольно приемлемую цену. Это дало ей возможность добраться до Стамбула, где при дворе султана ее встретили как союзницу, поскольку вот уже почти десять лет княгиня напропалую интриговала против династии Габсбургов, любой из представителей которой оставался яростным врагом Высокой Порты.

В селении Осман быстро отыскал дом местного предводителя и, в буквальном смысле ткнув ему в лицо жетон, потребовал немедленно добыть коней и, по возможности, хоть какое-то подобие кареты.

Повозка, раздобытая этим щедряком, больше была похожа на потрепанную цыганскую кибитку, нежели на дорожный экипаж. Тем не менее княгиня немедленно оккупировала ее и приказала гнать к столице так, словно весь Бахчисарай с ликованием ожидал ее у триумфальной арки.

Княгине действительно было под тридцать, однако выглядела она под двадцать с небольшим. Вести себя могла то как умудренная жизнью и придворными авантюрами фрейлина, то как взбалмошная шестнадцатилетняя безнравственная девчонка. Все зависело от того, в каком образе пребывала в данный момент эта неподражаемая актриса дорожной авантюры, за чью плату приходилось играть и на каких закулисных зрителей рассчитывать.

— Если бы в этом селении был хоть какой-то причал, я приказала бы подогнать корабль к нему и потребовала, чтобы хан или, по крайней мере, его первый министр прибыли на борт, — явно оправдываясь, объяснила она Осману, который сел рядом с ямщиком-татарином, владельцем этой разбитной каруцы.

— Хану это могло бы показаться неслыханной дерзостью, — Осману все еще трудно было понять и смириться с неукротимой фантазией своей повелительницы. Что, однако, не помешало ему, оставив солдат на корабле, самовольно присоединиться к Стефании, чтобы, потрясая султанским жетоном и распугивая татар своим сельджукским происхождением, прокладывать княгине путь к ханскому двору.