И через полгода после прихода к власти Горбачева, в августе 1985 года Иосип Тереля получил семь лет тюремного заключения и пять лет ссылки за защиту прав украинских католиков – то есть за протест против сталинского запрещения их церкви. (Это был человек, который отсидел в советских лагерях 23 года – за иной образ мыслей и за веру.) Выпустили его в 1987-м – когда уже Перестройка шла полным ходом.

Горбачев не понял результатов референдума на Украине после августовского путча – когда большинство высказалось за отделение от Союза и независимость, а не за новый союз: «Я уверен, – говорил он, – что сегодня люди на Украине думают о союзе так же, как и люди в других уголках нашей огромной страны».

Тут даже само слово «уголки» – часть советского словаря: «…во всех уголках нашей необъятной родины». И оно подсказывает, что слова Горбачева – не результат наблюдений и анализа, а плод привычки оперировать готовыми шаблонами.

Конечно, множество людей в республиках, входивших в СССР, довольно безразлично относились ко всему, что не касается их личной, семейной жизни. Эти люди вполне согласны были жить и дальше в Советском Союзе. Но более или менее политизированные – то есть те, кому не безразлично, на территории какой страны стоит их дом, – больше не хотели зависеть от горстки чиновников в Кремле. Не хотели по утрам бежать к телевизору – что там в Москве, не появились ли опять на улице танки?..

Но главное – вышел срок советской империи.

Она больше не могла поддерживать сама себя.

«А. Чубайс о Гайдаре: Он не был идеологом развала Союза. Совсем. И он не был драйвером переговорного процесса…Но он глубоко понимал, что это а) неизбежно, б) наиболее техничным способом минимизации катастрофических последствий является оформление в таком виде.

А. Кох. А Горбачев, когда я у него в мае брал интервью, мне сказал, что теперь и он понимает, что это было неизбежно.

А. Чубайс. Как говорит Жванецкий, если бы я был такой умный, как моя жена потом!

Кстати, вопрос о неизбежности развала СССР, когда я впервые услышал эту мысль, был для меня большим потрясением, нужно сказать. Я помню это до сих пор».

А. Чубайс вспоминает, как кто-то из их экономического сотоварищества (то есть – со Змеиной горки) примерно в 1987 году «сформулировал три неизбежных перехода, которые нам предстоит пройти. Из авторитаризма в демократию, из плана в рынок и из империи в постимперскую конструкцию. В таком виде вопрос до этого никогда не стоял, и к тому же было сказано, что переход к рынку будет проще, чем к демократии и уход от империи.

Вот это меня просто перевернуло. У нас не было этого взгляда до того, и это был такой интеллектуальный прорыв! Во всяком случае, лично для меня.

…Петя (Авен) говорил, что вы, ребята…не понимаете, что такое Узбекистан. Это другой мир, другая планета, другой состав кислорода. Вы не имеете ни малейшего представления о том, что это такое, и пытаетесь свои хозрасчета и самофинансирование там внедрять. Там вообще другая жизнь. Вот это я помню хорошо.

…Мы поняли тогда и зафиксировали свое понимание письменно, что с этого момента развал СССР неизбежен. Значит, реформы придется делать в России, а не в СССР. Вот суть…И что из этого следует для нас? Для нас из этого следует на самом деле переосмысление целых блоков нашего видения, начиная с мелкого вопроса под названием «макроэкономическая стабилизация» (с одним Центральным банком или с 15-ю Центральными банками) и кончая всякими таможенными делами. То есть из неизбежности развала СССР выросла необходимость пересмотра программы реформ, а не из программы реформ вырос развал СССР. Этот нюанс очень важен на самом деле.

А. Кох. Есть же вообще позиция…что инициатива по денонсации союзного договора исходила от Кравчука, который имел на руках результаты референдума о выходе из состава СССР.

А. Чубайс. Приятно все-таки, что хотя бы это развалили не мы».

Когда Ельцин спросил Кравчука – можно ли как-то приспособить новый Союзный договор к тому, чтобы Украина его подписала, тот ответил категорическим «нет».

То есть Украина больше не хотела находиться с Россией в составе одного государства – федерации, конфедерации или чего угодно другого.

Она не хотела больше никому передавать какие-то свои права. Хотела быть полностью самостоятельным лицом и на международной арене…

Гайдар вспоминает «югославский сценарий» – «агрессивная риторика лидеров республик», а затем – «кровь, война. Чудо, что этого не случилось на территории бывшего СССР.

Почему так произошло? Думаю, что сказались личные убеждения Б. Ельцина, который не хотел войны. А также – само наличие на территории распавшейся сверхдержавы ядерного оружия, в том числе тактического. Понимание того, что игры с переделами границ несут угрозу стране и миру, были немаловажными в процессе принятия решений.

Суть того, о чем договорились 8 декабря в Беловежской пуще, а потом 21 декабря в Алма-Ате, проста: мы признаем факт распада Советского Союза, не предъявляем друг другу территориальных претензий, ядерное оружие будет вывезено на территорию России. Остальное – детали» (Е. Гайдар. Смуты и институты, 2009).

«Беловежские соглашения были ратифицированы голосами 188 членов Верховного совета РСФСР 12 декабря

1991 года (при 6 против и 7 воздержавшихся:), среди голосовавших “за” было немало людей, позже обрушивавшихся с нападками на Ельцина за “развал СССР”. Спрашивается: при чем тут Гайдар?» (В. Милов).

Одним из важных следствий распада Советского Союза стало возвращение на карту мира – после семидесятилетнего на ней отсутствия – названия огромной, единственной в своем роде страны.

Через густонаселенные области Европейской части, хребет Урала, пространства Западной и Восточной Сибири, малонаселенные, увы, просторы Приамурья, Приморья, Камчатки и Чукотки протянулось короткое, но очень важное для многих и многих (среди них – и автор этой книги)слово:

РОССИЯ.

– Да ведь и то разобрать, за что жалеть-то? Силой нас сюда никто не гнал, значит, сами знали, на што идем. Значит, нечего и жалиться!

А. Гайдар. Школа, 1930

А почестей мы не просили, Не ждали наград за дела…

Г. Поженян

Мой принцип – без крайней нужды никогда не ввязываться в драку, но если уж ввязался – драться до конца, пока есть силы.

Е. Гайдар. Дни поражений и побед, 1996

Пришло осознание того, что, принимаешь ты это или нет, но политика почти всегда – не выбор между добром и злом, а выбор между меньшим и большим злом. И начал лучше понимать людей, которые в свое время, стиснув зубы, поддерживали меньшее зло, закрывая глаза на его пороки.