Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо, — сказал Блэк. — Тогда ставлю вас в известность, что картина была предложена за пятьдесят тысяч долларов, и именно на эту сумму я и привлеку лично вас к судебной ответственности.
На мгновение воцарилась мертвая тишина. А затем грянула буря.
— Что? — завопила наследница. — Вы что, за дураков нас считаете? Да эта мазня и тысячи не стоит!
Реджинальд Блэк указал на меня.
— Господин Зоммер, эксперт из Лувра, предложил картину господину Дюрану-второму именно за эту цену.
Я кивнул.
— Надувательство! — визжала наследница. — Клочок холста в две ладони величиной! Даже углы не закрашены!
— Это картина для коллекционеров, — терпеливо пояснил я. — Это не товар повседневного спроса. Для коллекционеров она бесценна.
— Но если продавать, то цена-то будет, верно?
Реджинальд Блэк запустил руку в свою ассирийскую бородку.
— Цена — это совсем другое дело, — с достоинством заявил он. — Но вы продать ее никак не можете. Картина принадлежит мне в любом случае. А на указанную сумму я взыщу с вас через суд только моральный ущерб.
И тут Расмуссен вдруг пошел на попятную.
— Ерунда все это, — сказал он. — Пойдемте с нами в кабинет. Нам нужна, по крайней мере, расписка, что вы получили от нас картину.
Он провел Блэка в небольшой кабинет рядом, а я остался вместе с экономкой.
— Чем богаче люди, тем жаднее они становятся, — с горечью сказала экономка. — Они меня хотели выставить уже первого числа, а ведь господин Дюран распорядился оставить меня до конца года. Ну ничего, они у меня еще попляшут, когда увидят, что он отказал мне по завещанию. Ведь я была единственная, кому он доверял, а их всех терпеть не мог. Они даже коньяк его и то норовили охаивать. Хотите рюмочку? Вы единственный, кто его оценил. Я этого не забыла.
— С удовольствием, — ответил я. — Коньяк был редкостный.
Экономка налила мне рюмку этого адского зелья. Я опрокинул ее залпом и по мере сил изобразил на лице восхищение.
— Превосходно!
— Вот видите! Потому-то я вам и помогла. Остальные-то здесь только ненавидят меня. Ну да мне все равно.
Блэк вернулся в спальню с какими-то бумагами в руках. Следом за ним молча шел Расмуссен. Он вручил Блэку прелестную мадам Анрио с таким видом, будто это была жаба, и запер двери спальни.
— Запакуйте! — буркнул он экономке и, не попрощавшись, вышел.
Экономка принесла оберточную бумагу.
— Может, и вы коньячку желаете? — спросила она Блэка. — Там в бутылке еще много осталось. А теперь все равно уже никто не придет…
Я подмигнул Блэку.
— С удовольствием, — обрадовался тот.
— Коньяк просто поразительный, — в последний раз предостерег я.
Блэк сделал глоток, но выказал безупречное самообладание.
— Господин Зоммер рассказывал мне об этом напитке, — произнес он изменившимся голосом. — Я думаю, он с удовольствием выпьет еще, если у вас осталось. А мне, к сожалению, больше рюмочки в неделю нельзя. Врачи запретили. Зато уж господин Зоммер…
Со скрежетом зубовным я наблюдал, как экономка снова наливает мерзкое пойло в мою рюмку.
— Он и от двойной порции не откажется, — любезно добавил Блэк.
На горестном лице старой женщины пробилась робкое подобие улыбки.
— С удовольствием, — сказала она. — Я рада, коли вам нравится. Может, заберете бутылку с собой?
Я чуть не поперхнулся и замахал руками.
— Что вы, она вам еще пригодится. Жизнь научила меня: в самый неподходящий момент приходят самые неожиданные гости…
Мы покидали обитель скорби с мадам Анрио под мышкой и с ликованием в душе, будто вырвали самую красивую рабыню из рук свирепых арабских работорговцев.
— Мне срочно нужно чего-нибудь выпить, — пропыхтел Блэк в свою бородку. — Это не коньяк, а разбавленная серная кислота. Что-то для чистки латуни, но уж никак не для питья. — Он лихорадочно озирался, высматривая бар. К счастью, показалось такси. — Ладно, берем такси! А дома забьем этот чудовищный вкус нашим лучшим коньяком. Но какова шайка! Смерть — и такая жадность, такая скаредность!
— Ваша идея насчет пятидесяти тысяч была просто гениальна, — сказал я.
— В нашей профессии надо уметь соображать быстро идти на риск без страха. Отпразднуем сегодня вызволение мадам Анрио со свечами и нашим заветным «Наполеоном». — Реджинальд Блэк рассмеялся. — Вот и понимай людей после этого.
— Вы про Расмуссена? Или про эту фурию?
— Да нет. Эти ясны, как раскрытая книга. Но Дюран-второй каков! Вот скажите, почему он не купил этого Ренуара, раз уж знал, чего стоят его наследники? Мог бы подарить своей экономке. Я уверен, лет тридцать назад он с ней спал. И знаете почему? Ему так было дешевле.
В витрине магазина Силверов распластался яркий плакат: «Ликвидационная распродажа! Магазин закрывается! Самые низкие цены!» Я вошел.
Александр Силвер принял меня в клетчатых зеленоватых брюках и серых носках, но зато при черном галстуке.
— Что стряслось? — спросил я.
— Все! — мрачно ответил он. — Самое страшное!
Я взглянул на его черный галстук и только тут вспомнил, что и сам в таком же. Я забыл сменить его на мой обыкновенный.
— Умер кто-нибудь? — осторожно поинтересовался я.
Александр покачал головой.
— Да нет, но все равно что умер, господин Зоммер. А с вами-то что? Или кто-то умер у вас? Вы вон тоже в черном.
— Тоже нет, господин Александр. Это траур скорее по служебной надобности. А у вас? Сегодня, похоже, день черных галстуков.
— Мой братец! Этот вероломный нацист! Он-таки женился! Тайно! Неделю назад.
— На ком?
— На шиксе, конечно. На этой патлатой гиене.
— Сегодня, похоже, еще и день гиен. Одну я уже лицезрел. Из-за этого и объявление? Все распродаете?
Александр кивнул.
— Объявление-то я повесил, а толку что? Никто не приходит. Все зазря! Кому сегодня нужен антиквариат? Разве что только моему братцу, извергу. Тот на антиквариате женится.
Я облокотился на голландский стул — очень даже подлинный, не считая, конечно, ножек.
— Хотите закрыть магазин? Жалко.
— Что значит «хотите»? Пытаюсь! Ведь никто у меня его не купит! Даже на распродажу покупателей не найдешь!
— А сколько вы бы хотели за этот магазин? — спросил я.
Силвер стрельнул в меня взглядом.
— Еще не знаю, — осторожно ответил он. — Вы хотели бы купить?
— Разумеется, нет. И даже не арендовать. У меня ведь нет денег.