6 и 7 августа эти двое перевели более тысячи боевиков через границу в села, оккупированные ваххабитами, откуда объявили о восстановлении «независимого исламского государства Дагестан» с Басаевым в качестве эмира. Чеченцы, по-видимому, ожидали, что дагестанцы присоединятся к джихаду против российских колонистов. На самом деле местные жители, которые устали от выплаты выкупа чеченским похитителям, сформировали ополчение для борьбы с захватчиками. К 24 августа волонтеры вместе с российской воздушной поддержкой и сухопутными войсками вынудили группу Басаева перейти границу обратно. Когда защитники начали требовать ваххабитские села обратно, Басаев снова отошел дальше на север, затягивая борьбу еще на месяц. Премьер-министр Путин направил армию для отражения нападения Басаева и стал героем в Дагестане.

Между тем 4 сентября террористы взорвали заминированный автомобиль возле жилого дома в дагестанском городе Буйнакске, погибло 68 человек. В течение следующих двух недель взрывы уничтожили жилые дома в Москве и Волгодонске, среди населения быстро распространилась паника, а общее число смертей достигло примерно 300. Центральные власти обвинили чеченских боевиков и ваххабитов в связи с Басаевым и Хаттабом, но отсутствие прямых доказательств и странные события в Рязани – в жилом доме был найден предмет, похожий на взрывное устройство, подложенный представителями ФСБ, которые затем сказали, что это была часть учений, – многие так и не были уверены в том, кто несет за это ответственность (см. главу 3).

29 сентября Путин предложил провести переговоры с Масхадовым, в том случае если он осудит терроризм «ясно и твердо», выдворит вооруженные банды из Чечни и согласится выдать преступников. Масхадов, хоть и отрекался от событий в Дагестане, не пошел так далеко. Между тем, следуя плану Степашина, Путин подвел войска к границам Чечни, а затем к Тереку. Бомбардировщики и истребители разрушили мосты и заблокировали горные дороги и перевалы. Но войска не остановились у Терека. Путин сказал, что устанавливать санитарный кордон «бессмысленно и технически невозможно». На юге и востоке местность была слишком неровной, а на севере попытки Степашина запечатать границы не помогли остановить атаки. Войска продвинулись дальше на юг, окружив Грозный, и начали бомбить.

С технической точки зрения генералы были научены своим прошлым горьким опытом. На этот раз реконструкция Сталинградской битвы была довольно успешной. Вместо того чтобы обстрелять Грозный всего за несколько часов до отправки сухопутных войск, они бомбили город в течение четырех недель, осыпая его баллистическими ракетами «Град», «Ураган», «Точка» и «Точка-У», радиус действия которых может охватывать семь гектаров кассетной шрапнелью. «Русские решили, что лучший способ справиться с городскими боями – в первую очередь, не участвовать в них», – пишет один военный аналитик. К тому времени, как они закончили, очень мало что осталось. Гражданское население пострадало даже больше, чем в 1995 году. Почему Грозный стал такой целью, не совсем понятно, так как до сих пор он находился под контролем Масхадова, который (даже русские согласились с этим) не организовывал террористические атаки или вторжения за границу.

К февралю 2000 года федеральные войска взяли Грозный, а месяц спустя они заняли все основные города, вынуждая защитников уходить в горы. Как и в первой войне, действие затем переключилось на партизанские засады, мелкие стычки, антиповстанческие операции, репрессивные убийства и террористические акты. Федеральные войска создали гарнизоны примерно в двух сотнях городов и сел. Оттуда они проводили зачистки деревень, чтобы обнаружить скрытых боевиков, делали облавы на мужчин и некоторых брали в фильтрационные лагеря, из которых многие не вернулись.

Как и во время первой войны, чеченцы обратились к террористической атаке в самой России. Уже в июне 2000 года стали появляться «черные вдовы» – молодые женщины-чеченки, которые вольно или невольно стали террористками-смертницами, организовывали взрывы, во время которых вместе с другими жертвами погибали сами. Такие атаки изначально были ориентированы на военные объекты в Чечне, но затем теракты стали происходить в Москве, где произошли взрывы на рок-концерте, станции метро и в двух российских пассажирских самолетах. Среди террористов, взявших в заложники московский театр на Дубровке в октябре 2002 года, было 19 женщин, имеющих пояса со взрывчаткой. Во время штурма здания российскими войсками были убиты все террористы (41 человек) и 129 заложников – почти все погибли от анестезирующего газа, распыленного, чтобы обезвредить террористов (см. главу 3). Еще более трагический случай произошел в сентябре 2004 года, когда террористы захватили школу в Беслане, (Северная Осетия); 334 заложника, среди которых было много детей, погибло, когда через три дня спецназ штурмовал здание. Басаев приписывает себе в заслуги оба инцидента.

Такие атаки были направлены не только для запугивания россиян, но и для привлечения финансирования от сторонников джихада за рубежом. До захвата театра на Дубровке террористы послали видео на телеканал «Аль-Джазира». Чеченские женщины обычно одеваются по западной моде. Но на видеокадрах женщины-террористки появились закутанными в черную чадру на фоне плаката с арабскими словами «Аллаху Акбар». В динамиках раздавались лозунги, в том числе и позаимствованный у Усамы бен Ладена: «Мы жаждем смерти даже больше, чем вы тоскуете по жизни».

Чеченцы обратились к террористической атаке в самой России.

Такие международные связи казались более важными. В конце 1990-х годов Панкисское ущелье на границе с Грузией было убежищем для торговцев наркотиками, похитителей и около 450 бойцов полевого командира Руслана Гелаева. В начале второй войны «Аль-Каида» создала там форпост арабских техников, которые, пользуясь зашифрованной спутниковой связью, оказывали содействие арабским боевикам в Чечне, а также террористическим операциям в других местах. Около 60 специалистов по компьютерному программированию, связи, финансам, отравляющим и взрывчатым веществам из Саудовской Аравии, Иордании, Марокко, Алжира и Египта скрывались в селе Омало недалеко от Дуиси, обучали новобранцев для батальона Хаттаба и доставляли денежные средства от иностранных спонсоров.

В то время как первая война казалась ненужной для многих россиян, общественное мнение изначально решительно выступало за наступление Путина. Похищения, телевизионные казни людей в Грозном, а затем шок от атаки Басаева на Дагестан и взрывов жилых домов вызвали у русских мало сострадания по отношению к их южным соседям. По опросам, проведенным в марте 2000 года 70 % респондентов считали, что Россия должна продолжать военную операцию, и только 22 % высказались за начало мирных переговоров. Но вскоре энтузиазм истощился. К январю 2001 года большинство высказалось за проведение переговоров. В 2003–2004 годах, когда поддержка военного варианта снизилась до двузначных цифр, тысячи людей в Москве и Санкт-Петербурге протестовали против войны каждый месяц.

Путин решил быстро восстановить политические институты в Чечне, даже если циники видели в них фиговые листья для московского руководства и хотели вернуть практическое управление над чеченскими партнерами. Это стали называть чеченизацией. С самого начала федеральное вторжение называлось не войной, а контртеррористической операцией. В январе 2001 года военные передали управление этой контроперацией в ФСБ, которая в июле 2003 года, в свою очередь, передала его в Министерство внутренних дел. В марте 2003 года референдум по проекту новой чеченской конституции, по общественным данным, получил 97 % голосов из 89 % участвующих. В октябре 2003 года был избран новый президент, затем последовали парламентские выборы в ноябре 2005 года.