– Как же тебя звать-величать? – Малика его спрашивает. И по всему видать, что молодецкая стать ей по душе пришлась, на речи его ласковые сама поддалась.

– Имя мое знать не каждому дано, потому как оно заповедное, для других неведомое. Зовите меня просто Егет-удалец. А время придет, узнаете и имя настоящее, мне от роду завещанное.

Девушки спорить не стали, пошли за ним в дом-дворец, все одно деваться некуда, без весел не доплыть до родительского берега. А во дворце, в круглой зале, стол стоит преогромный, скатертью камчатой покрытый, с кистями золотыми по четырем углам. И уставлен тот стол яствами, кушаньями всяческими, чего и сам хан у себя во дворце не всяк день пробует-отведывает: тут и лепешки сдобные, баурсаки, сахаром посыпанные, изюмом изукрашенные, халва в золотой вазочке лежит, виноград сушеный с потолка висит, лепешки мятные горой насыпаны, хурма румяным бочком светится, арбузы, дыни ломтиками нарезаны, сами в рот просятся. Как увидели девушки такое знатное угощение всем на удивление, то обо всем и забыли, к столу подскочили, стали пробовать, по кусочку от всех кушаний отщипывать, отламывать, себе в ротик складывать. И до того они быстро наелись-насытились, что сами не заметили, как дремота их взяла, и уснули они прямо за столом.

Тогда Егет-молодец, как он сам себя звал-величал, перенес их в спальню, положил на перину пуховую, укрыл одеялом парчовым, а сам обернулся в белого голубя и полетел через озеро прямиком в дом старого Фираса. Девушки спят и знать не знают, ведать не ведают, что попали во дворец пэри, хозяина мест здешних, врага рода человеческого.

Ладно, день прошел, потом другой пробежал. Ждут родители от Малики весточки какой из селения старшей сестры, куда она с подружкой уплыла, да ничего не дождутся. Отправили соседнего мальчика в то селение узнать-разузнать, чем там Малика занята. Вскоре возвернулся он обратно и говорит: мол, сестра старшая дома сидит, младшую сестру в гости ждет, только ни вчера, ни ранее ее там не было.

– Как так? – Фирас вскричал, принялся на себе седые волосы рвать, пеплом посыпать, соседей скликать. И жена его старая на крыльцо выскочила, заголосила-запричитала, громко заплакала. Соседи сбежались на шум, жалеют стариков, а чем им помочь и не знают.

А тут пыль на краю селения поднялась, заклубилась, то Ахмад-бек со слугами скачет, за невестой спешит. Подскакал к крыльцу, грозно спрашивает:

– Больше недели прошло-минуло, как калым великий вам послал, все как Малика велела-заказывала: сто голов быков, два гурта коров, три стада коней вороных мастей, два сундука с серебром да шубу соболью при том. Почему невесту в дом ко мне не везете, а коль не желает, то калым не вернете?

– Какой калым, хороший господин? – Фирас удивился, на Ахмад-бека воззрился. – Мы ничегошеньки не видали, да мало того, и доченьку любимую потеряли.

– Быть того не может! – Ахмад-бека злость гложет. – Сейчас велю слугам все кругом обыскать, а как сыщут, то вас плетьми за обман наказать. Эй, слуги верные, воины примерные! Чтоб мигом невесту мою нашли, ко мне в дом увезли.

Те и кинулись в разные стороны, что черные вороны, Малику искать, кликать, приказ хозяина выполнять, из беды выручать. Но сколько они Малику не рыскали, не искали, а обратно пустые прискакали. Тут Ахмад-бек понял, что старики не врут о своей беде на пустой воде, стал думать-размышлять, с чего начать.

– А нет ли в селе вашем вещуньи, старой колдуньи, чтоб могла судьбу предсказать, на камнях погадать?

– Как не быть, – ему отвечают, с почтением величают, – живет у нас древняя Сарида, обо всем знает всегда. Кто о чем ее не спросит, всю правду сообщит-выложит, как есть выскажет.

– Ведите меня к ней немедля. – Ахмад-бек велит, брови хмурит, витой плеткой себя по сапогу щелкает.

Пошли на край села, где та Сарида жила, постучали в избушку, свели уши на макушку, слушают, что старая ответит, чем приветит. А та в щелку глянула, нос свой крючком высунула, Ахмад-бека зорко так оглядела, внутрь одному зайти велела. Ну, тот не сробел, пошел следом за колдуньей, старой вещуньей, снимает с себя дорогой пояс-кушак, знает, что не гадают за так.

– Говори, что за беда-горе с тобой приключилась, до нас докатилась. Ко мне люди с добром не идут, лишь с худом бегом бегут: у одного лошадь пала, у другого овца пропала. Всем-то старая Сарида помогает, никто от нее отказа не знает. Говори-сказывай, что у тебя вышло-случилось, какая беда приключилась?

– Невеста моя Малика на лодке к сестре поплыла, и не знаю, куда делась-пропала, и никакой весточки не подала. Да калым мой, что родителям ее послать сулился, как сквозь землю провалился. Уж ты, старая, погадай-поворожи да мне правду скажи, где чего мне искать, куда слуг своих слать.

Взяла Сарида в руки камни гадальные, начала их метать, правду-истину вызнавать. А Ахмад-бек рядом сидит, на нее глядит. Вдруг смотрит, а за окном голубь сизый по подоконнику ходит, глаз с него не сводит. «Не тот ли это голубь, в которого стрелу слал, да, видать, не попал?» – подумал про себя и на голубя того глядит-смотрит, чего он тут делает, понять хочет. А голубок подле окна походил, головкой покивал, будто чего примечал, и вдруг р-р-р-а-з, и скрылся из глаз. И сразу вслед за тем избушка Сариды-ворожеи как затрещит да как заскрипит, с потолка земля посыпалась, матица прогнулась, крыша набок съехала, камни гадальные по полу рассыпались, в щели закатились, в подполье попадали-упали да там и пропали.

– Ой, беда великая ко мне пришла, – Сарида-ворожея запричитала, – никак сам пэри в мой дом пришел-пожаловал, меня бедную, несчастную чуть жизни не лишил. Говори-отвечай, чем ты пэри не угодил, чем его вдруг обидел?

– И в мыслях не было у меня с пэри бороться-связываться. – Ахмад-бек от страху ажно затрясся весь, нос потом покрылся, рот слюной забился.

– Не может такого быть-статься, чтоб пэри просто так пришел с кем поквитаться. Не иначе как ты ему поперек дороги встал, коль он на тебя так осерчал. Вспомни-подумай, не было ли с тобой чего такого вроде как необыкновенного, на вид неприметного?

– В прошлый раз когда в юртах ваших бывал, то в голубя близ озера из лука стрелял. Попал, нет ли, не знаю, не ведаю, но давеча он на твое окно прилетал, зерна хлебные возле дома клевал.

– Так что же ты молчишь?! Эх ты, дубина, неумытая образина! То сам пэри и был, за нами подглядывал. Шагай мигом из дома моего, чтоб духу твоего не было.

– А как же мне Малику найти? Калым спасти?

– Тут я тебе не советчица, не помощница. Против воли пэри идти не хочу, а то и себя загублю.

Стал Ахмад-бек ее просить-уговаривать, подарками одаривать. Старуха от соблазна великого не устояла, подарки приняла, да и говорит ему шепотком, тихим голоском:

– Живет на вершине большого холма, где орехов тьма, кузнец, умелец Джафар, собой удал, умом хитер, словом остер. В самой Бухаре не раз бывал, всего повидал. Вот коль он согласится помочь твоей беде, то не надо и ходить к старой Сариде. Ну а, коль он откажет, тут никто не прикажет.