— Неужели не догадались? — спросила хрипло.

— Скажите, — сказал рыцарь моляще.

«Одно ее слово — и брошу все, ведь я ее…»

Хелия не выдержала его пристальный взгляд, опустила голову, слова с трудом слетели с губ:

— Чтобы не стояла меж нами.

— Но зачем?

— О, какой вы дурак, сэр Гингалин! — вскричала фрейлина. — Я же вас люблю! Довольны? Теперь меж нами нет неясности. Я вас люблю.

Гингалин вздрогнул. Признание Хелии на миг сделало его счастливым, затем накатил страх.

— Леди, я польщен вашим признанием, — пролепетал он смущенно. — Поверьте, я не заслужил вашей любви.

— Не сомневаюсь, — хмыкнула девушка иронично.

Ее ответ вызвал у него злость и раздражение.

— Леди, простите, но принять вашу любовь я не могу.

Хелия застыла, как жена Лота, немо разевая рот, в ее легких страшно клокотал воздух. Гингалину захотелось исправить положение, но проклятая гордыня сомкнула губы.

— Но почему?! — вскричала Хелия отчаянно. — Зачем же вы пришли? Вы врете, врете! Мстите за то, что плохо относилась к вам во время путешествия? О, как вы жестоки!

Фрейлина зарыдала, обожженными кулачками ударила в грудь юноши. Гингалин досадливо поморщился, отступил на шаг.

— Леди, прекратите истерику, — сказал холодно.

Хелия задохнулась от возмущения:

— Вы хотите сказать, я играю? Лгу?

— Нет, леди, не хочу, — сказал он, тщательно пряча горечь. — Просто считаю, что слово «любовь», подобно имени Господа, не следует поминать всуе.

— Не понимаю. Что вы несете?

— Любовь прекрасное чувство, чистое и, увы, никем не достижимое в нашем мире, — сказал он нравоучительно, внутри кривясь от стыда за себя.

— Как вы смеете попирать мои чувства?! — воскликнула Хелия гневно. — Господи, какая я дура!

Гингалин чопорно поклонился:

— Простите, если мои слова вам неприятны. Но поймите мой скепсис. Обычно светлое чувство не побуждает убить.

Фрейлина заломила руки.

— Как вы не понимаете?! — воскликнула отчаянно. — Я настолько обезумела, что хотела лишить жизни не просто королеву, а лучшую подругу, близкого человека.

— Это свидетельствует не о любви ко мне, а о ненависти к ней. Думаю, в вас взыграло чувство собственничества, вы не могли допустить, чтобы я, многое с вами переживший, достался королеве.

— Да как вы?..

— Мне очень хочется верить в вашу любовь, леди, — сказал он печально. — Возможно, она удержит меня от главной ошибки в жизни. Но как поверить? Предъявите доказательство.

Хелия вздрогнула, выпрямилась:

— И какое вам нужно доказательство? Хотите уподобиться Эжену?

Гингалин отрицательно покачал головой, внутри расползлась едкая горечь, а проблеск надежды дымно потух.

— Вот вы сейчас и доказали, что любовь для вас — соитие. Я просил о другом.

Хелия испуганно замерла, лунный свет мягко серебрил ручейки на ее щеках.

— Теперь вы понимаете, почему я сомневался в наличии светлого чувства? — спросил юноша глухо, хаос в голове утих, нахлынули безразличие и пустота. — Ну, ничего, переживу. Вы хотели знать, зачем я пришел?

Хелия кивнула, взгляд озарился надеждой.

— Мы действительно сроднились за время тягостного путешествия, — сказал он, сдерживая дрожь голоса, сердце щекотала мстительная радость. — Вы мне стали сестрой, я не мог вас не проведать.

— Зачем вы так? — спросила девушка, плача. — Моя душа живет в вашем теле, пожалуйста, прислушайтесь к чувствам, отбросьте обиды!

Гингалин подошел к двери, обронил небрежно:

— Леди, не беспокойтесь, томиться вам в тюрьме я не позволю. Я упрошу королеву даровать вам свободу. Конечно, придется покинуть Сноудон, но вы можете отправиться ко двору Верховного короля.

— Скотина! — закричала Хелия с надрывом. — Подавись своей милостью! Иди женись на королеве ради денег, торгаш в броне! Предатель рыцарства!

Гингалин холодно выслушал, ответил спокойно:

— Это рыцарство меня предало. Потерпите немного, леди, вас скоро освободят.

Он вышел из камеры, прошел по коридору. Тюремщик проводил его испуганным взглядом, спохватился, мигом оказался у двери, загремел ключами.

— Ишь ты, выскочить могла, — пробурчал сердито.

Из камеры доносилось душераздирающее рыдание.

— Моя королева, я явился по вашему зову.

— Хорошо. Выполнишь поручение.

— Любое с радостью, моя госпожа.

— Мой жених чересчур милосерден, он уговорил меня отпустить Хелию ради свадьбы.

— Хм, ваше величество, Хелия всегда была взбалмошной, а тяжелое путешествие, похоже, сделало ее просто бешеной. Ее нельзя отпускать, возможно повторное покушение.

— Мы ее изгоним. Опасности не будет. Итак, дашь ей одежду, коня, денег.

— Сделаю, ваше величество. Изволите завтра утром?

— Нет. Послезавтра, во время свадьбы.

— ???

— Выведи ее на стену, пусть посмотрит на церемонию, а потом пусть идет куда хочет.

— Хм… Хорошо, моя королева, я все сделаю.

Под утро прошел небольшой дождь, напитал воздух свежестью, траве придал режущий глаз изумрудный блеск. Небо бездонно-синее, чистое, как кожа новорожденного.

Замок с раннего утра на ногах. Народ высыпал на стены, выплыл бурным потоком за ворота. Простолюдины опасливо сторонились подножия невысокого холма, увенчанного алтарем, украшенным яркими лентами и зелеными ветками. У холма стояли лавки, устланные драгоценными тканями, бархатными подушками, возле них бдительные стражи, колюче зыркая по сторонам, отгоняли зевак.

На стенах было не протолкнуться, взоры сноудонцев жадно устремлены на холм с алтарем. На одном участке стены толпа испуганно сторонилась бледной девушки с печальными глазами, шипя по-змеиному:

— Шлюха!

— Блудница!

— Убийца королевы!

Хелия стискивала зубы, гордо вскидывала подбородок, и яркое солнце выпаривало ее слезы. Кулачки сжала, погрузив ногти в и без того израненные ладони. Губы мелко дрожали, сердце билось рывками, по телу прокатывались ледяные волны, кожа стала влажной от испарины.

Грянула торжественная музыка. По городу пронесся оживленный гомон, улицы взорвались приветственным ором. Жених королевы неспешно выехал из замка на белом коне, за ним следовала кавалькада разряженных воинов.

Хелия взглянула на жениха, и глаза ее заполнились слезами. Сердито тряхнула головой, на лице отразилась упрямая решимость.