От пепла слюна стала горькой, и Зевах сплюнул. Он бы вовсе не трезвел, если б мог.

…Пальцы пророка сжимались и разжимались, царапая грубые простыни. В столице закат залил кирпичные башни, но здесь, на востоке, уже настали сумерки…

Когда тень обители протянулась на полгорода и накрыла Зеваха, он понял, что ему не нужно возвращаться. О чем бы он ни подумал, перед глазами стоят лица, только лица, обтянутые тонкой кожей. И шепот в ушах. Проклятье, хоть бы он наконец смолк!..

– Сюда, святой брат! Если пойдешь дальше, тебя убьют.

То была старая женщина, быть может, даже из благородных. В приоткрытой калитке Зевах только и разглядел, что лицо, покрытое слоем пудры, как штукатуркой. До чего же довели его голоса! Такой шумный, на подходах к обители город вымер. За четверть звона чародей не встретил ни души, но даже не заметил, как обезлюдели улицы.

– Скорей же! Вот-вот будет конный разъезд!

Старуха протянула к нему дрожащую руку, как раз когда вдали послышался стук копыт.

– Святой брат?..

Он колебался всего мгновение. Калитка захлопнулась, и Зевах прислонился к ней спиной.

– Что происходит? Чей разъезд?

– Безумие, святой брат. Это просто безумие…

И в самом деле дворянка: старуха была едва одета, видно пожар застал ее в постели, но в голосе по-прежнему звучали надменные нотки. Женщина качала головой и хмурилась, словно забыла, кто она и что здесь делает.

– После убийства царя… в тот день все будто сошли с ума. Они оттаскивали тела. Так много тел!.. Веришь, брат, я сама видела, что некоторые дышали. Но их сбрасывали в ямы к мертвецам, хватали грубыми железными руками.

Зевах похолодел. Старуха бормотала о безумии, но, похоже, сама тронулась умом.

– Что произошло? – Чародей взял ее за плечи. Только она его не слышала.

– …сперва озверевшая толпа, они лезли на стены, тащили лестницы. А после, когда маги устали, на площадь вышло войско. Кровь на камнях. И мои мальчики все еще там. Теперь им некуда вернуться, ведь дом сожгли!

Зевах не понял, были мальчики магами, солдатами или просто дурачками, которых погнали на убой, но это и не важно. Царя убили. Вот что происходит! Для верности он хорошенько встряхнул старуху.

– Площадь перед обителью. Что там?

С тем же успехом он мог взывать к глухой.

– Они приходили к отцу, святой брат. Каждый день, веришь? Даже когда он перестал их узнавать. – Яйца Шеххана, как же от нее отделаться? Старуха тем временем вцепилась ему в рукав. – Они не поняли приказа, не могли согласиться! Просто они… просто пошли за остальными, понимаешь? Что бы ты сделал на их месте?

Солдаты, а не маги. Спросить, кто правит в городе? А какой толк? Да и никто не правит: в самом сердце столицы льется кровь, а на окраинах живут по привычке: стражники караулят ворота, жрецы отпевают тела, как будто это имеет значение.

И обитель в осаде… Тихий, замкнутый дворик. Как же отсюда бежать? И куда?

– Что же ты, брат? – Старуха покачала головой и крепче сжала пальцы. – Разве ты не проведешь…

Избегая ее взгляда, чародей лихорадочно искал пути к отступлению. Тут-то его настиг Зов ментора…

…и Зено вскрикнула, когда вместо подушки до крови закусила губы.

Она чувствовала их всех, полсотни колдунов.

Селкат, уродливый больной толстяк. Он убивает ради силы – и ради удовольствия.

Азра́хас из Гиллу Тхан. Если кто-нибудь пронюхает, что он сделал, его повесят. А может, четвертуют.

Все полсотни. Она их слышала.

В действительности Зено не знала, где она и что с ней. Всякое чувство времени кануло в бездну, оставалось гадать, ночь теперь или день. Она словно шла по гладкому туннелю, и под ногами горели созвездия, а над головой плясало пламя. Черным-черно. И пусто. Разве что болотные журавли курлычут вдали – точь-в-точь, как в храме.

…Кава́д из столичных предместий. Этот шпионит за торговцами, что проезжают почтовую станцию, и обо всем докладывает… По правде, Кавад и сам не знает, кому служит тот тип.

Колдунья Би́на родилась в районе гаваней. И дня не проходит, чтобы собратья не напомнили ей об этом. Даже сейчас она шепчет молитву Великой Матери…

Зено хотелось не знать всего этого, не слышать, но знание само толклось в грудь. «Просто один из снов. Как в ночь, когда храм рухнул». Она пыталась проснуться – и не могла. Пальцы сжимались и разжимались, царапая грубые простыни, но не так-то просто вырваться из темноты.

Азрай! Воин рядом, вчера они остановились в крестьянском домике в дне пути от Табры. Но Аз не мог войти за ней в бездну, взять за руку и провести через тьму.

…А вот Наха́та, дворянка с юга. Каждый день ее голова раскалывается, и боль заставляет ее сотворить что-то ужасное, а потом она плачет и проклинает себя. Она решила, что отравится в первый день месяца Тах, но сила бурлит в ней, и госпожа почти научилась ею пользоваться.

– Пусти!

Зено вздрогнула, услышав вопль. На миг шепот Прекрасного смолк, а потом пророк увидела ее. Ментор Энтемо склонился над девушкой, привязанной к грубому столу.

Кожа посланницы покрылась мурашками. Это в бездне-то? Кожа? Есть ли у нее вообще кожа?

Но бездна рассыпалась ломким крошевом. Сперва исчезли созвездия, затем запахло сырой пылью и камнем. То был низкий зал старой харчевни, недалеко от обители, и все полсотни колдунов собрались, чтобы встать в Кольцо и обрести силу. Резервуары, в которых копится мощь… Осадные орудия, семь тысяч Черных Братьев… Зачем это, ведь нагади высаживаются на побережье? Ксад, которому она так верила, уже знает. Тогда зачем?.. И Зено обругала себя: затем, что ни к чему тратить войско, если с Братьями покончит колдовство. Для того их и готовили, мятежных магов, чтобы в нужный день повести на заклание и подготовить все к прибытию флота.

«Откуда я это знаю? Не хочу, не хочу, не хочу!..»

Однако тьма уже раскололась, и из разлома ползли тени, извиваясь, словно черви.

Ментор достал иглу в добрую ладонь длиной, а колдуны между тем взялись за руки. Обряд даже не начался, но воздух трещал от силы: стал плотным, краем глаза Зено видела, что тот поблескивает, как обсидиан. Она двинулась к столу, и воздух с шорохом пошел трещинами.

«Небесные владыки! Где я?»

Единственный вопрос, на который Зено не знала ответа. Куда ни обращался ее взгляд, предметы и люди принимались говорить.

…Лет пять назад здесь держали притон, крупнейший в столице.

Кругленький ментор едва помнил мать, она умерла от морового поветрия.

Игла отняла сто пятьдесят шесть жизней, а используют ее для…

Прекрасный перешел на визг, а после захныкал на дюжину ладов. Ментор вдруг завел песнь неожиданно высоким красивым голосом. От его пения внутри Зено корчилось нечто безымянное, безъязыкое. Она сообразила, что вопящий комок и есть ее бог.