возиться с разными сомнительными личностями и их деяниями, но заодно не переваривала почти всех клиентов моей фирмы по связям с общественностью — амбициозных процветающих типов, стремившихся протолкнуть в прессу дело своих рук или самих себя. За исключением истории с поющей собакой, потерявшей голос, у меня были довольно твердые позиции в этом специфическом бизнесе. Однако в последнее время там наметился явный застой. В августе Нью-Йорк вымирает и все стараются убраться подальше от жары. Таинственное приглашение миссис Виринг пришло как раз вовремя.

«Насколько мне известно, Альма Эддердейл — ваша хорошая знакомая… и моя тоже… Один из ее друзей назвал мне ваше имя. Мне бы очень хотелось, чтобы вы смогли приехать в пятницу и остаться у меня на уикенд: хотелось бы поговорить относительно небольшого проекта, дорогого моему сердцу. Пожалуйста, поскорее сообщите о своем решении. Надеюсь, вы не откажете.

Искренне ваша Роза Клейтон Виринг».

Письмо было написано на плотной дорогой почтовой бумаге, в верхней части страницы стоял скромный гриф: «Северные Дюны, Истхемптон, Лонг-Айленд, Нью-Йорк». И никаких намеков, что ей нужно. Первым моим желанием было написать, что я должен иметь ясное представление, о чем идет речь, прежде чем брать на себя какие-то обязательства. Но августовская жара размягчила мою профессиональную хватку. Уикенд в Истхемптоне, в большом поместье…

Я продиктовал мисс Флин, которая время от времени фыркала, но тем не менее ничего не сказала, телеграмму о согласии приехать.

Затем своим самым профессиональным тоном я выдал целый ворох инструкций, прекрасно понимая, что в мое отсутствие мисс Флин поступит так, как ей заблагорассудится, мы торжественно пожали друг другу руки, и я покинул контору, которая представляла две маленькие комнатки с двумя столами и шкафом для документов на 55-й Ист-стрит (престижный район, маленькая контора, дорогая аренда), и под палящим солнцем отправился по Парк-авеню в свою квартиру на 49-й стрит (непрестижный район, зато большие комнаты и низкая квартплата).

2

Экспресс «Кеннон-болл» в сторону Лонг-Айленда отошел от вокзала, и складывалось полное впечатление, что до наступления темноты мы доберемся до Монтаука; если же этого не случится… Ну, те, кто путешествует по этой железной дороге, играют с огнем и знают об этом. Через открытое окно в лицо мне летел пепел от паровоза. Жесткая скамейка быстро нарушила кровообращение в ногах. Жаркое солнце нагло светило прямо в лицо… Все это мне напоминало дни детства, когда пятнадцать лет (ну, может быть, и двадцать) тому назад мне частенько приходилось навещать родственников в Саутхемптоне. С тех пор все изменилось, кроме железной дороги на Лонг-Айленд и Атлантического океана.

«Джорнэл Америкэн» переполняли рассуждения на тему смерти Пич Сенду, хотя фактов, из которых можно было хоть что-то высосать, так и не появилось. Это не слишком беспокоило газетчиков, заполнивших страницы множеством симпатичных фотографий обнаженных девушек в блестках и перьях. Сама Пич Сенду в жизни была довольно неряшливой лилипуткой средних лет с кудряшками по моде двадцатых годов.

Я погрузился было в чтение статьи моего старого друга и соперника Элмера Буша в «Нью-Йорк Глоуб», но тут меня задело холеное бедро и мягкий женский голос произнес:

— Простите… это не Питер ли Саржент?

— Лиз Бессемер!

Мы с изумлением взглянули друг на друга, хотя я и не видел особых причин для такого изумления, так как мы встречались не реже раза в месяц то на одном, то на другом приеме, и я даже пытался несколько раз назначить ей свидание, но безуспешно, так как я застенчив, а она всегда была увлечена кем-нибудь из парней, крутившихся вокруг. Хотя было совершенно логично, что мы оба оказались в пятницу в экспрессе «Кеннон болл», следующем на Лонг-Айленд, тем не менее при виде друг друга мы профессионально изобразили изумление.

Изумление перешло в волнение, по крайней мере с моей стороны, когда я узнал, что она намерена навестить тетушку и дядюшку в Истхемптоне.

— Я просто решила выбраться из города, и так как мамуля в Лас-Вегасе занята очередным разводом…

Лиз была крупной двадцатипятилетней девицей с голубыми глазами, темно-каштановыми волосами и фигуркой, словно вырезанной из плаката, рекламирующего лифчики, но тем не менее свою родительницу она именовала не иначе как «мамуля», что, как мне кажется, имело определенный смысл.

— Ну вот, раз меня на этот уикенд никуда не пригласили, я подумала и решила навестить свою тетушку, которая все лето настойчиво звала меня в гости. Вы тоже направляетесь туда?

Я кивнул, и мы немного посплетничали. Она знала миссис Виринг и даже знала её поместье, расположенное примерно в полумиле от того места, где собиралась остановиться она. Я почувствовал, как мягко и настойчиво нарастает желание, и мысленно благословил доброжелательную руку Провидения.

— Надеюсь, вы не относитесь к приятелям миссис Виринг?.. Она, конечно, очень симпатичная, но, как бы это сказать, ну, вы понимаете…

— Немного не в себе?

— Ну, это еще мягко сказано.

Лиз скорчила гримаску; я отметил, что у нее под простым хлопчатым платьицем, стоившим сумму, равную его весу в золоте, ничего не было; абсолютно ничего, по крайней мере выше талии. В силу некоторых причин я чувствовал себя прекрасно и подумал, что Кристиан Диор, в конце концов, не такой уж плохой парень.

— Нет, это просто деловая поездка, — неопределенно промямлил я, пока мы с отчаянным грохотом неслись по мосту. — У нее возникла какая-то идея, и она хочет обсудить ее со мной. Какого черта… нужно же как-то зарабатывать на жизнь, вот я и выбрался из города на уикенд… а может быть, и дольше, — осторожно добавил я.

Но Лиз, по крайней мере по слухам, была одной из самых неромантичных девушек Нью-Йорка. Хотя в свое время она гуляла с некоторыми из крутых парней и, несомненно, доставила им известное удовлетворение, но никогда не относилась к тому типу девушек, которые любят держаться за руки при лунном свете или обмениваться горящими взглядами в набитых народом залах. Она была из тех деловых девушек, которые мне нравились, несмотря на все эти штучки с «мамулей».

— Понятно. — Она холодно взглянула на меня, по крайней мере настолько холодно, насколько это было возможно в условиях, когда голову вам посыпало пеплом, а температура в вагоне достигала 100 градусов по Фаренгейту.

— У вас собственная фирма?

Я кивнул.

— С тех пор как я ушел из «Глоуб».

— Должно быть, это ужасно интересно, — неопределенным тоном протянула она. — А я сейчас работаю в «Харперс Базар».

Я сказал, что не знал, что она работает.

— Да… время от времени.

— И