Обстановка, что и говорить, была очень необычная. Таран такого даже по видакам не видел, тем более что своего не было и смотрел только чужие и нечасто.

Комната представляла собой какой-то странный гибрид будуара, сексшопа и камеры пыток. Если б сюда при помощи машины времени случайно залетел Таранов ровесник из годов эдак 70-х или даже 80-х, то либо взорвался бы от негодования и ненависти к буржуазному разложению, либо тут же достиг оргазма от того, что его глаза видели. Пожалуй, не только восемнадцатилетний солдатик, но и солидный комсомольский работник, прошедший через веселые горнила интернациональных ССО (кто забыл — студенческие строительные отряды), фестивалей молодежи и студентов, поездок в капиталистические и не очень социалистические страны (типа Югославии) для обмена опытом, при виде всего этого маленько офигел бы, если не сказать крепче.

Но Таран-то в 1980 году только родился. Мамаша ему — она тогда еще не пила, как известно, — заместо колыбельной пела: «До свиданья, наш ласковый Миша, возвращайся в свой сказочный лес!» Он не только в комсомол не успел, но и пионером-то побыл около года, не больше. Вся его сознательная жизнь, можно сказать, прошла в 90-е годы, то есть в переходную эпоху неизвестно от чего неизвестно к чему. Поэтому на него вся эта романтика на грани фантастики произвела менее мощное, хотя и сильное впечатление.

Стенной шкаф и кровать были, так сказать, из будуара. Покрытые белым лаком, с какими-то узорами с позолотой, сделанной бронзовой краской, они занимали один угол. А в другом углу стояло некое сооружение, которое здорово напоминало гильотину, только без косого ножа на вертикальных направляющих. А вот наклонная скамья с колодками для закрепления рук и ног, выкрашенная в алый цвет, была как родная. Тут же по стене были развешаны на гвоздях разнообразные хлысты и плетки, рядом с ними на плечиках висело палаческое одеяние. На другой стене красовались какие-то жуткие маски с рогами, лапы с когтями и пупырышками, три или четыре пары кандалов. На полочках была разложена целая коллекция искусственных мужских приборов всех калибров и самой невероятной расцветки — от густо-синего до золотистого. Стояла видеодвойка с кучей кассет — Юрка, даже не читая названий, мог догадаться, что на них записано.

Милка выползла из шкафа, задвинула на место ящик с обувью и спросила, сдувая с мордочки растрепавшиеся волосы:

— Глаза не лопнули, а? Вот так и живем… Любуешься?

— Да нет, — сказал Юрка мрачно, — тут, пожалуй, страшновато станет.

— Это ты на плетки, что ли, насмотрелся? Думаешь, я, в натуре, садистка? Ни фига подобного. Просто есть козлы, которым нравится, чтоб их пороли или заковывали те, кого они потом трахают. Вот их и обслуживаю… А ты-то ведь нормальный, верно?

И Милка положила Юрке руки на плечи. В глаза посмотрела скорее требовательно, чем нежно. Таран взгляд отвел, уставился куда-то в сторону.

— Ну, в чем дело? — прошептала Милка. — Ты ж обещал, е-мое?

— Не получится… — пробормотал Юрка, поглядев в пол. — Извини, но я сейчас об Надьке думаю. Понимаешь, мне кажется, что если я сейчас к тебе поползу, то с ней эти гады что-нибудь сделают… Она ж до позавчерашнего дня девчонкой была. А какие скоты бывают, я уже видел.

— Юр, я все понимаю… — с неожиданной нежностью произнесла Милка. — Если б не эта дрянь, которой нас пичкают, я б не нудила… Ну, помоги мне! Я еще десять минут, ну двадцать, может быть, вытерплю. А потом с ума начну входить. Если Шурку видел, знаешь, как это бывает.

— Слушай, — произнес Таран сердито, — я ведь тебе лично свидания не назначал, верно? И запросто мог тебя ни берегу не встретить. Ведь ты бы, наверное, обошлась как-то?!

— Обошлась бы, — проворчала Милка. — Засадила бы себе вон тот, из латекса, бычьего калибра и выла бы тут белугой. На речке вон от одного танца могла раздухариться… Но когда, извини меня, живой имеется — это все не проймет, одна морока. А если висит — это ерунда. Не таких поднимала…

И она провела ладонью по сырым штанам Тарана, где на известном месте никакой активности не наблюдалось.

— Мила, — произнес Таран, рискнув погладить «Зену» по плечу, украшенному, как выяснилось, некой зловещей татуировкоЙ с черепом, пробитым кинжалом и змеей, выпустившей раздвоенный язычок. — Мне надо Надю искать, прости… Ну, попробуй без меня как-нибудь, а?

— Козел ты поганый! — прошипела Милка. — А хочешь, я сейчас подниму ор на весь двор? Думаешь, пушки твоей испугаюсь? Ни хрена подобного! Знаешь, что с тобой сделают, если поймают?! Застрелишь? Да я спасибо скажу!

Диалог, несомненно, подходил к рискованному пределу. Юрка, конечно, не сомневался в том, что у него хватит духу пристрелить эту бабу, если она действительно шум поднимет, только вот толку от этого не будет… Вылезти в подземелье Таран, может быть, и успеет, хотя надо будет еще разобраться в том, как тут у Милки все открывается. Но там, в кромешной тьме, он наверняка заблудится. А те, кто за ним погонится, пойдут с фонарями, да и выход наверх могут найти и перекрыть. И сам пропадет, и Надьке ничем не поможет… Кстати, никакого более-менее реального плана, где и как Надьку искать, у него не имелось. Только Милка могла подсказать что-нибудь, а у нее одно на уме… Нет, нельзя с ней ссориться!

— У тебя выпить есть? — спросил Юрка, подумав, что это сейчас самое оно. — Согреться надо…

— Ага! — Милка аж просияла, чувствуя, что дело двинулось в нужную сторону, и тут же вытащила из шкафа бутылку водки. — Точно, не бывает некрасивых женщин, а бывает мало…

И осеклась, недосказав слово в популярной поговорке. Потому что откуда-то издалека, из-за двери, ведущей в коридор, послышался какой-то щелчок, легкий скрежет и лязг.

А потом донеслись тяжелые шаги нескольких пар ног, глухо ступавших по ковровым дорожкам.

— Кого черт принес?! — Похоже, Милка сильно испугалась, и от этого у нее резко снизилась та потребность, которая ее донимала. — Обычно, если гостей до десяти не было, никто сюда не лазит. Пойду гляну!

— Сиди! — сказал Юрка сурово, подняв ствол с глушаком.

— Все равно они сюда придут… — сказала Милка. — Если приведут кого-то или уведут, мне сказать должны. Я ж тут за старшую!

— Придут так придут, — с отчаянной решимостью произнес Юрка. — А мне терять нечего, ты знаешь… Если ты туда пойдешь, я могу случайно подумать, что ты меня заложила.

— Сюда топают… — пробормотала Милка, прислушиваясь к шагам. — Трое или четверо, кажется… Спрячься в шкаф! Если зайдут — не заметят.

Юрка прикинул: да, может, и лучше, если он сразу на глаза не попадется. И влез в верхнее, гардеробное отделение стенного шкафа, оставив створку чуть-чуть приоткрытой и держа наготове пистолет. Милка тем временем подошла к двери. Таран из шкафа присматривал за ней через щелку. Шаги приближались неотвратимо…

Бух! Бух! — тяжко постучали по двери кулаком.

— Милки Уэй! — придурочно заорал знакомый Юрке голос Филимона. — Отворяй, кор-рова!