Артур Скаргилл решил перейти к прямым действиям с применением невиданного насилия. Участники забастовочных пикетов забрасывали камнями автобусы, на которых возили шахтеров, не желавших бастовать. В ход шли поднятые из шахт болты, штыри, стальные прутья, кирпичи — всё это летело в машины противников забастовок. Полиция, вынужденная стоять между враждующими сторонами, принимала удары на себя. По всей стране конная полиция нападала на забастовщиков, тесня их с пути следования автобусов и машин, а те в ответ перерезали жилы и повреждали суставы на ногах лошадей. Напряжение нарастало. Именем закона, позволявшего принимать превентивные меры, подразделения полиции, перебрасываемые на вертолетах и выполнявшие указания, поступившие из Национального оперативного центра, блокировали машины профсоюзных активистов, не давая им проникнуть на территорию действующих шахт. Самые жестокие столкновения произошли в мае на подступах к коксохимическому заводу в Оргрейве, где около пяти тысяч демонстрантов пытались помешать эшелонам с углем, следовавшим на сталелитейный завод Скунторпа. Буйство шахтеров граничило с дикостью. Перед телекамерами они размахивали щипцами, ломами и швыряли бутылки с «коктейлем Молотова» в полицейских. Несмотря на специальное защитное снаряжение, десятки полицейских получили ранения.

Если общественное мнение в Англии в ту пору заняло выжидательную позицию и сначала склонялось скорее к симпатии к этим беднягам, которым грозила потеря работы, то после таких варварски-жестоких сцен с этим было покончено. Результат был тем более ужасен для профсоюзов, что пресса раскрыла тайну: НСГ вступил в контакт с Ливией и СССР, чтобы получить от них финансовую помощь. Пресса сообщила, что Ливия предоставила 150 тысяч, советские профсоюзы — 300 тысяч фунтов; просочились слухи и о том, что свою лепту в поддержку НСГ якобы внесла и так называемая Конфедерация афганских профсоюзов. Партия революции, партия насилия к тому же еще стала и партией, находящейся на содержании иностранцев. В Великобритании такое преступление не прощают…

Добавим к этому широко продемонстрированную СМИ жестокость шахтеров по отношению друг к другу: сожженные дома штрейкбрехеров, их разбитые машины, запуганные жены и дети, в адрес которых раздавались угрозы, — и телевидение, и газеты сообщали о страхе, царившем в шахтерских поселках. Полиция была вынуждена устанавливать прямую связь с теми, кто не хотел участвовать в забастовке, чтобы прийти им на помощь в случае нападения. Кстати, все местные лавчонки находились под контролем профсоюзов, так что лавочникам было запрещено продавать продукты братьям-предателям… У Маргарет «в рукаве» были все козыри, чтобы всё взять в свои руки. 9 апреля, выступая в программе «Панорама», она заявила: «Полиция находится здесь, чтобы заставить уважать закон, а не для того, чтобы поддержать правительство. Речь идет не о конфликте между правительством и шахтерами. Это конфликт между самими шахтерами, шахтеров между собой…» После событий в Оргрейве она пошла дальше и говорила спокойно, не боясь сказать лишнее: «Вы видели по телевидению вчера вечером ужасные сцены. Я должна вам сказать, что в данном случае речь идет о попытке заменить царство закона на царство негодяев, власть закона — на власть сброда; и мы этого не потерпим <…>. Я воздаю должное храбрости тех, кто отправляется работать, прокладывая себе путь сквозь пикеты забастовщиков. Их называют „желтыми“ и „штрейкбрехерами“, а они — львы».

К тому же Маргарет воспользовалась тем затруднительным положением, в которое попала Лейбористская партия. Ее новый лидер, Нейл Киннок, не знал, как вести себя в ходе конфликта. С одной стороны, он не мог оставаться равнодушным к бесчинствам Скаргилла, ибо понимал, что в политическом плане это самоубийственно. С другой стороны, он не хотел, чтобы у кого-то создалось впечатление, будто он поддерживает правительство. А потому он довольствовался тем, что напускал в речах густого тумана и пытался всё сгладить и подсластить, осуждая жестокость и насилие, с чьей бы стороны они ни проявлялись. Он также упрекал Маргарет в том, что она не принимает активного участия в переговорах. Она отвергала эти обвинения. Когда же Конгресс тред-юнионов и другие профсоюзы осудили действия НСГ и отказались от любых акций солидарности, кроме словесных, Нейл Киннок ощутил себя в праве подвергнуть критике забастовщиков. Стоял уже ноябрь, и было слишком поздно. «Железная леди» вкушала удовольствие от ошибки своего противника-соперника. У нее в руках оказались все шахматные фигуры партии, проигранной Нейлом Кинноком. Ему будет потом очень и очень трудно подняться после проявленной преступной слабости.

А забастовка всё продолжалась и продолжалась, вызывая у населения всё большее и большее раздражение. Правительство доказало, что оно может держаться и устоять. Правильная стратегия подготовки предусмотренных на такой случай запасов спасла правительство. Подача электроэнергии не прерывалась. Разумеется, иногда членов правительства и прошибал холодный пот, например, когда докеры пригрозили тем, что прервут поставки импортируемого угля, или когда работники службы безопасности шахт пригрозили присоединиться к забастовщикам. Маргарет тем не менее с высоко поднятой головой противостояла любому нажиму и даже через посредников советовала забастовщикам сдаться. Правда, она предпочитала действовать так, чтобы не травить двух диких зверей сразу. Прежде всего надо было расправиться с шахтерами, а с остальными, как говорится, не горит. Она побуждала руководителя Национального управления угольной промышленности не слишком увлекаться переговорами. О, разумеется, для того, чтобы произвести благоприятное впечатление на СМИ, надо было вести переговоры, хотя, по правде сказать, Иэн Макгрегор был столь же любезен, как тюремная дверь, так что к нему скорее требовалось направить хорошего советника по связям с общественностью. Но Мэгги не хотела и полупобеды. Она желала видеть НСГ поверженным, ничего не добившимся, вынужденным смиренно склониться в поклоне и просить пощады. Кстати, ей в этом деле очень помогала слепая одержимость Артура Скаргилла, отказывавшегося признать даже такие очевидные вещи, как понятие «нерентабельная шахта». В таких условиях шансов прийти к согласию конечно же было мало, так что одним предстояло победить, другим — признать себя побежденными.

По мере того как страна всё больше увязала в конфликте, Маргарет всё более обретала уверенность в себе. В речи, опубликованной 19 июля в «Дейли экспресс», она представила свою точку зрения без прикрас: «Как мы победили на Фолклендах врага внешнего, так сейчас нам надо победить врага внутреннего, гораздо более сильного и опасного для наших свобод». Ее влияние и сила увеличились в результате действий некоторых шахтеров, не желавших бастовать; они подали иск в Верховный суд Йоркшира, чтобы добиться возмещения за понесенный ими из-за забастовки ущерб. Разумеется, за этой акцией пристально следили телевизионные камеры. Это был большой успех Мэгги. В сентябре Артур Скаргилл был приговорен к выплате истцам лично тысячи фунтов стерлингов, а Национальный союз горняков — к выплате 200 тысяч фунтов. Судебным исполнителям, правда, не удалось получить со счетов НСГ эту сумму, потому что деньги тотчас же после зачтения приговора были перечислены на заграничные счета. Но это стало началом финансового удушения НСГ; он более не мог субсидировать забастовщиков. «Мудрость желудка» начала одерживать победу над смутными политическими надеждами. Национальное управление угольной промышленности этим воспользовалось и пообещало выплатить премию тем работникам, которые приступят к работе до Нового года. Кроме того, в стране продолжались акты насилия. 23 ноября погиб Майкл Флетчер, шахтер, хотевший отправиться на работу: он был убит за рулем своей машины ярыми синдикалистами, сбросившими на машину с эстакады железобетонные блоки. Это было уже слишком! Под Новый год 75 тысяч шахтеров вернулись в забои и приступили к работе.