Когда Эстель проснулась, небо за открытыми окнами было серым и шел сильный дождь. Она встала с овчины. Ей хотелось выйти на улицу, пока не кончился ливень, и побегать под прохладными каплями. Дождь охладит ее, смоет грязь. В соседней комнате разглагольствовала Тифани, но Эстель не прислушивалась. Мать была одной из причин улизнуть из дома.

Войдя в спальню, девочка обнаружила, что Малыш Кристьен вернулся.

– Он меня сразу убьет, – говорила ему Тифани. – Даже стража никогда не совалась во Дворы.

– Вот поэтому они нас и не ждут, – сказал Пикар. – Все займет не больше часа. Тебе абсолютно ничего не угрожает. Кроме того, речь идет о Воинах Христа и отряде швейцарской гвардии, а не о шайке трусливых сержантов.

Эстель увидела, что рядом с входной дверью стоят два сержанта. Они никак не отреагировали на это оскорбление. Одного из них она узнала – всем было известно, что этот человек по фамилии Баро не брал взяток. Второй сержант зевнул и костяшкой пальца потер единственный уцелевший во рту зуб.

– Если не хочешь, чтобы он тебя видел, приведешь нас туда и сразу уйдешь, – продолжал Кристьен.

– Кстати, о трусах, – заметила Тифани. – А вы сами пойдете?

– Не думаю, что в этом есть необходимость. Но в любом случае это не важно.

– Я отведу вас туда, – подал голос Жоко, – если хорошо заплатите.

– Ты и до двери не можешь дойти, – оскалилась ее мать. – Нет, я не пропущу такое зрелище даже за золотой ночной горшок с изображением короля. Можете на меня рассчитывать.

Эстель опять стало дурно – как при виде Кристьена. Они собираются сделать Гриманду что-то плохое. И не дадут ему много золота за то, чтобы Карла вернулась домой. Прямо этого не говорилось, но Ля Росса чувствовала их злобу, чувствовала ложь и предательство. Злость исходила из сердца Тифани. Почему она ненавидит Гриманда? Злость была и в глазах Пикара. Он тоже ненавидел Гриманда.

Эстель должна была предупредить друга.

– Очень хорошо, – сказал Малыш Кристьен. – Идем со мной, и ты все увидишь сама.

– Я так не могу. Мне нужно переодеться, – возразила Тифани. Ее взгляд говорил о том, что спорить бесполезно. – Как раз ливень утихнет.

Девочка прокралась к двери. Два сержанта посмотрели на нее.

– Куда это вы собрались, мадам? – спросила ее мать.

– Хочу выйти на дождь. Мне жарко.

– Жарко будет твоей заднице, когда я ее обработаю. Вернись на кухню.

– Наш добрый сержант проследит, чтобы никто не выходил из дома, – сказал Пикар.

Он улыбнулся Эстель, словно радуясь, что может издеваться над ней вместо Тифани, а потом сунул руку в кошелек и достал серебряный франк, зажав его между большим и указательным пальцем.

– Ты знаешь, почему идеально подходила на роль маленькой Магдалины? – спросил он неожиданно.

Девочка не ответила и попятилась от этой страшной зеленой лягушки.

– Потому что у тебя рыжие волосы, – объяснил Кристьен. – Но Иуда тоже был рыжим.

Он бросил монетку, которая ударилась о грудь Эстель и упала на пол.

Та всхлипнула и убежала на кухню. Там она вскарабкалась на скамью у окна и высунула голову наружу. Дождь хлестал ее по лицу. Ля Росса посмотрела вниз и еще раз убедилась в том, что и так знала: слезть невозможно, а прыгать слишком высоко. Она предала Гриманда. Она Иуда. Что может быть хуже? Слезы катились по ее щекам вместе с каплями дождя. Может, все-таки прыгнуть?

Незнакомый сержант протянул руку из-за ее спины и закрыл окно.

– Не волнуйся, маленькая Магдалина. – Его улыбка обнажила единственный передний зуб. – Это не наше дело. Черт возьми, не луковым ли супом тут у нас пахнет?

Однозубый посадил Эстель на скамью, и она смотрела, как стражник пробует суп и облизывается. Потом он наполнил две миски, но есть девочке не хотелось. Она думала, как предупредить Гриманда, что за ним идут Малыш Кристьен и Воины Христа.

– Сержант! Быстро! – Испуганный голос Кристьена был похож на шипение. Однозубый сделал большой глоток прямо из миски и шагнул к двери. Эстель, движимая любопытством, последовала за ним. В спальне Баро с дубинкой в руках прижался к стене рядом с входной дверью.

– Возьми оружие, – сказал Пикар. – Кто-то идет.

Однозубый сдернул с плеча лук, вложил в него стрелу и отступил на кухню, заняв позицию для стрельбы. Потом он посмотрел на Эстель и прижал палец к губам. В дверь громко постучали. Пикар посторонился и кивнул хозяйке дома.

– Кто там? – спросила Тифани.

– Это Пепин. Впустите меня. Я мокрый, как вареная лягушка.

– Пепин один из подручных Гриманда, – прошептала хозяйка.

Кристьен прикусил губу и задумался.

Сердце Эстель учащенно забилось. Пепин предупредит Гриманда. Но услышит ли он ее через дверь? Крик точно услышит, но тут все время кричат.

– Впусти его и улыбайся, – сказал Пикар ее матери. – Ты знаешь, что поставлено на карту.

Он подал знак Баро, и тот поднял дубинку.

Тифани изобразила улыбку, открыла дверь, и насквозь мокрый Пепин переступил порог. Эстель протиснулась мимо Однозубого и закричала что есть мочи:

– Беги, Пепин! Они хотят убить Гриманда!

Гость посмотрел на нее. Дубинка Баро опустилась ему на затылок, но Эстель не видела, как он упал. Тифани ударила ее тыльной стороной ладони по лицу, и у девочки потемнело в глазах. Придя в себя, она обнаружила, что стоит на четвереньках перед башмаками Однозубого. До нее донеслись стоны и крики, но теперь ей было уже все равно.

Она предала Гриманда.

Она Иуда.

Она больше не будет летать с драконом.

Нападение на особняк д’Обре было организовано пять дней назад при посредничестве хозяина таверны «Слепой волынщик» по прозвищу Папа Поль. Тридцать золотых экю и вся добыча, которую можно унести, предназначались не просто за убийство всех обитателей дома – смерть обеих женщин оговорили особо, – но и за жуткую картину, которую должны оставить после себя нападавшие.

– Отрежьте им сиськи, – сказал Поль. – Побольше фантазии и крови. Спусти своих парней с поводка. Дай этим господам повод для слухов. Пусть попотеют на своих шелковых простынях.

Он понимал, что такая дерзкая акция опаснее обычной, и именно поэтому обратился к Инфанту Кокейна. Опасность отразилась и на цене.

Гриманд поднял цену до пятидесяти – сумма свидетельствовала, что злоба, оплачивавшая счет, зрела где-то далеко от Дворов. Деньги отвечали на все остальные вопросы, и король воров не стал их задавать. Осталось получить последние двадцать золотых и попытаться что-нибудь выведать у жирного ублюдка. Именно за этим гигант и шел теперь к Полю.