от представителей КГБ в советском посольстве. И ему в какой-то степени удалось снизить контроль над собой. Работая с 1973 по 1983 год послом в Канаде, Яковлев окончательно определился в своих убеждениях и стал на позиции предателя. Естественно, что он должен был блестяще взаимодействовать с директором Института Соединенных Штатов и Канады Академии наук СССР Арбатовым, который руководил этим «гнездом» более двадцати лет. Точнее, даже не взаимодействовать, а придерживаться «советов». Вначале, конечно, эти «советы» следовали еще до отъезда его в Канаду. А потом он получал их, уже находясь в должности посла. Надо отметить любопытную ситуацию. Когда в 1983 году, через десять лет посольской службы, Яковлева все-таки вернули в Советский Союз, то он попал, не без усилий определенных сил, на пост директора Института мировой экономики и международных отношений Академии наук СССР, в котором несколько раньше работал и «прозревал» Арбатов. Но Институт США и Канады и Институт мировой экономики – это два близнеца-брата, и один отлично дополнял другого. Однако их «смычка», так сказать, «взаимодействие», к сожалению, не стали предметом внимания наших органов. В 1967 году Ю.В. Андропов стал председателем КГБ, а до этого несколько лет работал в стенах ЦК одновременно с Г.А. Арбатовым, который тоже занимал ответственные посты. Несомненно, друг друга они знали, тем более что Ю. В. был человеком весьма доступным и общительным. Обращение Андропова в 1977 году в Политбюро ЦК с докладом о создании спецслужбами Запада сети агентов влияния на территории СССР стало, на мой взгляд, громом с ясного неба. Если это так, то тем более надо было не только креститься (как это делают все нормальные православные люди), но, во-первых, разобраться, почему это явилось для нас неожиданностью, и, во-вторых, принять самые решительные и эффективные меры по пресечению поднимающей голову контрреволюции – ведь она несла смерть! Однако история об этом умалчивает. А ведь ответственные работники КГБ СССР могли и должны были осветить эту проблему – почему в конце 1970-х не были приняты эффективные меры по выкорчевыванию агентов влияния, значительное количество которых уже окопалось у нас в стране? Почему? Тем более было такое мощное заявление председателя КГБ Ю.В. Андропова. Я понимаю: если это затрагивает престиж Комитета и бросает тень на некоторые фигуры, то написать обо всем будет не просто. Автор встанет перед дилеммой: а что скажут друзья-товарищи, что подумают о нем патриоты, и надо ли было выгребать этот сор из избы? Да и где был сам автор? Так, может, пусть лучше все уходит в могилу вместе с теми, от кого зависело разрешение этих проблем…

Но возникает вопрос, нет, уже не о чести и даже не о совести, а о том, кто, как не мы, должны оставить для наших детей и внуков правду истории нашего времени, чтобы они сделали выводы из наших ошибок и чтобы в будущем не проливалась бы кровь понапрасну? Не сказав об этом, мы порождаем почву для процветания лжи, полуправды, которая опаснее лжи, для предательства и измены. А кто, как не мы, наше поколение, должны в полную меру позаботиться о будущем России? Поэтому чем-то личным надо пожертвовать – во имя более значимого, общегосударственного.

Моя первая близкая встреча с Юрием Владимировичем Андроповым произошла в сентябре 1979 года в кабинете министра обороны СССР. Кроме Устинова и Андропова еще присутствовали Огарков, Ахромеев и один из помощников министра. Обсуждался вопрос об ОСВ-2. Что можно было бы сделать, чтобы побудить США к ратификации этого уже подписанного договора и оторвать их от «связки» этой проблемы с пребыванием кубинцев в Анголе, а нашей бригады – на Кубе, с событиями в Эфиопии и с так называемым нарушением прав человека в СССР и как окончательно похоронить «хвост», который тянулся за Брежневым после его встречи в Вене? Дело в том, что Картер вручил неофициально записку, в которой предлагалась перспектива значительного сокращения стратегических вооружений и приводились цифры. Не реагировать на это обращение президента США, хоть оно и не было официальным, не представлялось возможным. И хотя первоначальная ответная реакция нашего руководства американцам была известна – она была мягко-отрицательной, все же вопрос о более глубокой проработке картеровских предложений снят не был (хотя бы потому, что нам могли подвесить в очередной раз ярлык противников сокращения стратегических ядерных сил). Юрий Владимирович Андропов перед приездом в Министерство обороны позвонил Дмитрию Федоровичу Устинову и сказал, что хотел бы встретиться по этим вопросам и обсудить их для доклада Леониду Ильичу Брежневу. А после встречи в Министерстве обороны он намерен по этому же поводу повидаться в МИДе с Андреем Андреевичем Громыко и его соратниками. Видимо, Леонид Ильич поручил ему эту миссию, хотя этот вопрос касался КГБ косвенно.

Вот так мы все оказались в кабинете Устинова, и я впервые увидел Андропова. Сразу бросилось в глаза, что в свои 65 лет Юрий Владимирович был исключительно энергичным, подвижным и деятельным человеком. Это был высокий, налитый физической силой, с юношеским румянцем на лице мужчина. Уверен, что никто не мог себе представить, что этот цветущий человек не доживет даже до 70 лет. Я с любопытством и удовольствием рассматривал Ю. В., внимательно его слушал и невольно проникался чувством глубокого к нему уважения, испытывая удовлетворение от того, что у нас в руководстве такие сильные личности. Задавал он вопросы четко и ясно. Любую проблему освещал коротко, доступно и понятно. У него была голова, конечно, государственника. Здоровье – нормальное. Вспоминается, что такие встречи у министра нередко затягивались. Поэтому нам приносили чай и бутерброды.

Юрий Владимирович в ходе разговора выпивал пару стаканов сладкого чая и с аппетитом съедал несколько бутербродов с колбасой и сыром.

В его рассуждениях не было и малейших признаков схоластики – по каждому вопросу принималось конкретное, продиктованное жизнью решение. Он исключительно оперативно организовывал исполнение каждого решения. При этом, если дело касалось Министерства обороны, то он названивал не столько Устинову (в целях ускорения выполнения задачи), сколько Огаркову.

Вот и на первой встрече он произвел на меня впечатление очень энергичного и оперативного руководителя. Разобрав с нами все вопросы и придя к конкретным выводам и решениям, он, поднявшись, сказал:

– Все прекрасно. Полное единство взглядов. Сейчас еду к Андрею Андреевичу. Разберу это же с ним. Думаю, что все будет нормально.

В нашем присутствии переговорил с министром иностранных дел А.А. Громыко и отправился на Смоленскую площадь. Когда мы шли с Огарковым от министра к себе, Николай Васильевич на ходу бросил: – Вот так надо работать.