– Но ты – крещеная?

– Я во взрослом возрасте узнала, что я крещёная. Очень удивилась. Оказалось, что меня крестили моя бабушка и моя тетка, которая, в свою очередь, была крестницей моей бабушки. Эти две подвижницы христианские крестили меня в 1966 году. Кажется, что это было время послабления, но это не совсем так, точнее, не так во многих смыслах. При Хрущёве за связи с церковью очень и очень можно было схлопотать.

– Родители стойко приняли известие о твоем крещении?

– Они не воевали с церковью. Они просто в ней не нуждались, понимаешь? Это довольно-таки разные вещи. Со временем я поняла, что у мамы и папы подход к вере был утилитарным: они считали себя сильными людьми и, значит, костыль из веры им был ни к чему. Им на фиг не требовалась никакая поддержка или подпорка. Они верили в науку.

– Но наука не помогает человеку в принятии собственной смерти и объяснении себе смысла своего (своих родителей, детей, – всех) существования. Трудно себе представить, какие силы требуются людям, которые придерживаются научных воззрений, чтобы принять тот факт, что смерть всё обнуляет.

– Но смерть ничего не обнуляет! Ничего подобного. Не обнуляет совершенно. Странно, что об этом говоришь ты – человек, имеющий четверых детей и сделавший много хорошего другим людям. Знаешь, ко мне как-то пришла моя маленькая дочь Варька, которой было, наверное, лет восемь или девять. Она в тот момент бунтовала против раннего укладывания спать и, в качестве аргумента, заявила, что боится заснуть, потому что боится умереть во сне. Я говорю: «С чего ты взяла, что ты умрешь во сне?» – «Я слышала, как няня сказала, что Коко Шанель заснула и умерла во сне, когда ей было 92 года», – говорит мне девятилетняя Варя. «Ты себе не можешь представить, какое это счастье – умереть во сне совершенно здоровым, деятельным и творческим человеком. Да к тому же в 92 года! Это просто реально светлая и прекрасная история», – уверенно сказала я ей. И Варя перестала бояться засыпать.

Но лет в шестнадцать Варя снова пришла и говорит: «Я боюсь смерти, я боюсь смерти безумно». Я ответила: «Ты боишься, потому что у тебя нет детей». Она говорит: «Почему?»

– Правда, почему?

– Это же очевидно: как только у тебя появляется ребенок, любая нормальная мать на вопрос: «Он или ты?» – а такой экзистенциальный вопрос возникает время от времени, – не задумываясь ни на секунду, отвечает «я». В тот момент, когда у тебя появляется ребенок, ты понимаешь, что отдать свою жизнь не так жалко, как отдать жизнь кого-то другого. И это значит, что ты уже – бессмертен. Ты знаешь, что твой ребенок и будет твоей следующей, твоей будущей жизнью.

– Но тебя не будет. И ты этого будущего всё равно не увидишь.

– Ну и что, что не увидишь. Ты сыграла свою роль в цепочке, которая не только биологическая, но еще и, если угодно, моральная, потому что ты в своего ребенка внесла что-то, что было в тебе, было в отце этого ребенка, было в ваших отцах и матерях. Для меня наличие детей – это часть бессмертия абсолютно очевидного.

– Но именно наличие детей подчеркивает смертность родителей. И прибавляет страха. В том числе страха смерти.

– А не надо бояться. Господь управит. Знаешь такое выражение?

– Нет.

– У меня поводов бояться гораздо больше, как ты понимаешь, чем у любого среднестатистического человека. У меня есть поводы бояться будущего. И это довольно страшно. Но у меня на душе покой. Потому что я совершенно точно знаю: «Господь управит».

– Что это значит?

– Когда болезнь усадила меня в кресло, я совсем не была к этому готова, никакого смирения во мне не было. И тут в какой-то момент рядом со мной появилась Лена. Лена Воскобойникова. Мама красавицы Жени Воскобойниковой[74], воронежской модели, которую случайное трагическое происшествие сделало инвалидом. И Ленка провела годы жизни у постели дочери, ухаживая, помогая сесть, выйти из квартиры, как-то жить. И вот Женька уже выписалась из больницы, переехала в Москву, пошла на работу, стала телеведущей. И у нее как-то стала налаживаться прекрасная своя жизнь.

А Ленка поняла, что дочери стало лучше, значит она – свободна. И она нашла себе служение. Нашла себе меня, стала помогать мне. Понимаешь? Я никогда в жизни не заплатила ей ни копейки. Мы с ней мотались по всей стране и за границу, на работу, на какие-то встречи, еще куда-то. Она всегда была при мне, рядом. Но это было не за деньги, это не было для нее работой в привычном понимании этого слова. Это было служение. Она служила мне и была через это служение благодарна за то, что что-то произошло, что-то спустилось в ее жизнь. Лена – простая русская женщина с высшим образованием, инженер-электронщик оборонного предприятия со статусом «совершенно секретно». И часто в самых запутанных и нерешаемых ситуациях, да и в самых обыкновенных, но с неопределенным финалом, она произносила: «Господь управит». Я долго не врубалась, что это, как управит, кем, кому. Но постепенно до меня стал доходить смысл. Это такое очень народное, невысоколобое христианство. Вера, позволяющая человеку не сопротивляться, но принимать ниспосланное с благодарностью. Это умение видеть свет и обретать покой, не дергаться, а доверяться. Вот что значит «Господь управит».

И когда я это приняла, то поняла, что я не знаю, есть ли жизнь после смерти, нету ее, есть рай – нет, но существует нечто нематериальное, что называют душой и что Вернадский гениально сформулировал как ноосфера. Оно продолжает жить после нас. Какие-то твои слова, твои заповеди, которые ты оставил своим детям, или своим ученикам, или своим подругам, которые передали это своим детям, – в этом ты живой и бессмертный. Материальная жизнь – вот мы сейчас с тобой сидим у камина – она закончится, она конечна. Но жизнь твоих идей и жизнь твоих детей, по сути, бесконечна.

Приходит кошка Нора. Серая, немолчаливая (всё время о чем-то мурлычет себе под нос), с трогательно опущенными ушами, довольно пушистая. Аккуратно проходит по креслу, в котором сидит Ясина, по-свойски задевает ее щеку хвостом. И уходит. Ложится на диван, над которым за годы Ириной болезни разрослась целая стена фотографий: родители и их родители, дети и годы их взросления, замершие мгновения прошлой жизни, естественным образом упирающиеся в настоящее. В 2013 году, когда я впервые попала в дом к Ясиной, стена с фотографиями была практически пустой. Кошка, впрочем, уже была.

Незадолго до публикации этого интервью Норы не стало. «Сегодня ушла на радугу моя любимая, родная и самая лучшая девочка Нора. Произошло это внезапно. Врачи говорят, что тромб. Подробностей не расскажу. Тяжело. Чтобы дальше дышать, мы поехали и купили еще двух котов. Маленьких, веселых. Один похож на Нору расцветкой, другая – характером. Соломон и Мышка. Пройдет много времени, пока я к ним привыкну», – напишет Ясина в своем фейсбуке.

– Почему тебе стало важно, чтобы рядом были животные: кот, белка, птицы, с которыми ты говоришь и о которых ты пишешь; смена времен года, что происходит за твоим окном, – это теперь составляет смысл твоей жизни?