Сам же десятник был уверен, что внезапно появившийся город может стать большой костью в горле для хазар. Нет сомнений, что мощь каганата сотрет с лица земли и Славград, и Новгород, и Киев со всей Русью, если в этом будет смысл, и не станет препятствовать император ромеев. Но проблему с городом у впадения Сожа в Днепр решить необходимо собственными силами, может, только с привлечением охочих людей из числа тех же радимичей.

— Корабли у них есть, говоришь? — мечтательно сказал Тармач. — Нам нужен этот город, и мы будем в своем праве покарать за смерти наших данников и рабов. Найми, сотник, еще отряды, только не хазар, аланов или бродников. Мы вначале возьмем город, а уже после пойдем к радимичам и северцам за данью. Дикие племена будут устрашены нами и соберем дани больше уговора.

— Вашей мудрости нет границ, господин, — проговорил сотник и с поклоном вышел из хижины командира.

Уже на улице, Иосиф смотрелся в пасмурное небо и выдохнул. Если бы он, заслуженный сотник был хоть какого-нибудь знатного происхождения, то обязательно стал бы командиром тех двух сотен хазар, пяти десятков аланов и сотни пехотинцев. Но нет, нельзя, да и этот отпрыск знатного бека был направлен по протекции тархана. Второй же сотник, близкий друг Иосифа и вовсе был из болгар, но не волжских, а тех, что расселились в империи. Так что мальчика придется терпеть, он меньшее зло. Не станет Тармача и тархан или, не дай Яхве, сам каган, пришлет мудрого и опытного командира, а Иосиф уже сдает понемногу, возраст сотника уже не предполагает долгих переходов и битв.

«Правильно сделал, что послал людей в Итиль для вербовки инженеров. Как этот малец думает брать крепость? Сотней пехотинцев? Или лучники должны воспарить над стенами города на своих конях? Мальчишка, там же стены, а не воткнутые в землю палки, как в других поселениях» — думал по дороге к своей хижине Иосиф.

— Ты мудро сдеял, что глаголи мне о граде том, житно жити станешь, — выжимал из себя славянские слова Иосиф, обращаясь к северцу, который и прибыл с докладом к сотнику.

Еще пять лет назад сотник пощадил этого убогого человека, когда тот, привезя дань от своего рода, спрятал молодую девицу, чтобы та не оказалась в рабстве, вопреки договоренностям между хазарами и северцами. Под угрозой лютой смерти, дикарь сам предложил приносить сведения сотнику обо всем, что случается в его племени и у соседей. Вот и пригодился. Пообещав предателю своего рода богатую жизнь за раздобытые сведения, сотник солгал. Он пустит молодых воинов через некоторое время после ухода словенина, порезвится и отыскать трусливого северца, чтобы обязательно убить, пусть молодые потешатся.

***

— Из-за острова на стрежень, на простор речной волны, выплывают расписные, острогрудые челны, — кричал, не попадая ни в одну ноту Большой, стоя на носу драккара.

— Острогрудые… Вот сколько эту песню пел, не задумывался, а тут воно как… — проворчал Рыгор, цепляясь за слово из песни про Стеньку Разина.

— А ты, Рыгор, не переживай Малка же прибежала провожать, так что вернешься с соляных приисков, да как ей… — Большой неприличным жестом показал, что именно должен сделать Рыгор, но сражу же, не обращая на смущение и попытки возразить от влюбленного моховца, начал задирать Волькомира. — Эй, кривич, а у вас бабы в поселении острогрудые есть?

— Аз есмь Волькомир, не треба речь мя кривичем, — осклабился сотник, а Большой непроизвольно взялся за подбородок, ощущая фантомные боли.

Во второй день речного похода Большой своими подначками вывел на драку Волькомира, специально того спровоцировав. В понятии бывшего гомельского бандита, любая крепкая дружба начинается после пьяной драки.

Большой не так часто посещал тренировки, не запуская себя, больше тренировался соло, всем рассказывая, что он не строевой боец, а скорее вольный боевой охотник за воинами. Отчасти это так и было, строй Большой держать не любил, да и не умел, но своей двуручной секирой, немного переделанную в кузнечной мастерской по запросам бойца, управлялся угрожающе ловко и даже профессионально. Так что был грозным противником как одиночный воин.

Между тем, Волькомир, как только появился на тренировочной площадке и был бит в рукопашной схватке Солдатом, для понимания у кого харизма больше, да для мотивации, стал самым целеустремленным учеником. Тренированный молодой воин, и до этого знавший некоторые ухватки и приемы, впитывал, как губка, все техники, которые давал и глава города, и профессиональный боксер Рог. Да и Арнольд, увлекавшийся восточными единоборствами немного, но привнес в систему обучения боя без оружия.

Поэтому, когда Большой все же добился «дружеской драки» с Волькомиром, получил-таки по своей бороде, да и по ребрам прилетело. Пусть Попаданец и додавил массой и опытом таких поединков, но перегибать палку в шутках об Волькомире, зарекся. Пусть после драки и не случилось большой и светлой дружбы между двумя мужчинами, но уважать они стали друг друга, точно.

— Выплывали, расписные, Стеньки Разина челны, — продолжил демонстрировать художественную самодеятельность Большой. — Эх, сейчас бы какую княжну, да острогрудую, да вот так ее за борт, — высказался Большой, полной грудью вдыхая воздух.

— А что, двух жен уже не хватает? — поинтересовался Рыгор.

— Что ты понимаешь, жены — это другое, они у меня милашки. А вот так княжну, да за борт, как Стенька Разин… Это же воля казацкая, раздолье бескрайней русской души, — Большой задумался. — Вот обустроимся немного, и пойду на Дон казачить, да басурман бить.

— Эт вряд ли, нет пока нужды воли искать, чем не воля вольная в городе? А нет — иди на поселение и вообще считай никакой власти над тобой, только честь и слово даденное. А на Дону сейчас, наверное, хазары сидят, или еще какие бандиты нерусские. Нужно этот Дон еще отбить у них, — вмешался в разговор Алик.

— Отобьём, студент, и Дон и Волгу-матушку, дай срок, — ответил парню Большой.

Это был уже шестой день похода. Два достаточно быстроходных корабля, да по течению, да чаще с попутным ветром, ходко прошли то место, где была Любечь. Несмотря на недавний разгром, в городе уже были люди, отстраивали сгоревшие срубы. В бинокль можно было не только различить человеческие фигурки, но и посчитать веснушки на лице одной молоденькой девушке, которая была одной из крайне малочисленных представительниц прекрасного пола на городище. Остальные же были мужиками, которые укладывали бревна и разгребали завалы. Однако, при приближении кораблей, все разбежались, устремляясь в лес. Драккары теперь для этих людей — зло, пусть и с красивым, ярким солнцем