О, как я переживаю за вас! Как я молю Бога, чтобы он поддержал вас сейчас, как и прежде. Я не знаю, как я сама вынесу все это…

До свидания, дорогая мама, — и да пребудет благословение Господне вечно над вашей любимой драгоценной головой».

Какое чудное письмо! Она понимала то, чего не понимали другие. Викки писала замечательные письма. Я перечитывала их и плакала.

Вскоре она написала снова. «Как часто папа и я говорили о смерти, когда мы сидели с ним вечерами в 56-м и 57-м годах. Он всегда говорил, что его не страшит, если Бог возьмет его к себе… Он всегда чувствовал себя готовым…

Бедный Берти. Как мне его жаль — но какие огорчения он причиняет. Может быть, вам неизвестно, как я скорблю о его «падении». Это первый шаг по пути греха, и неизвестно, станет ли он последним. Боюсь, что нет! Воспитание сыновей — это ужасная ответственность и причиняет много огорчений, если они не возмещают тебе за все заботы и тревоги. Я содрогаюсь, когда думаю о моем маленьком Вильгельме и о будущем…»

О, каким она была мне утешением! Гораздо большим, чем когда жила дома с нами. Она одна понимала всю глубину моего горя.

Я перечла все мои письма, дневники. Я, наверное, уже в сотый раз рассматривала все наши фотографии. Бэби сидела у меня на коленях и тоже смотрела. Она была озадачена своим отсутствием на ранних снимках.

— Как жаль, — сказала она, — что я была слишком мала, чтобы быть у тебя на свадьбе.

Алиса ласково ей улыбалась. Милая Бэби! Своей очаровательной наивностью она возвращала меня к жизни. У Альберта были планы, чтобы Берти посетил Святую землю.

Я написала об этом Викки. Она хорошо понимала огорчение, доставляемое мне недостатками Берти, но она была склонна проявлять к нему снисхождение. Она написала мне, что Берти слаб, не так учен, как нам бы этого хотелось, но он обладает множеством достоинств, и не следует забывать, что он пользовался популярностью в народе. Викки считала, что если найти ему хорошую жену, то все уладится.

У нее была любимая статс-дама графиня Вэлбурга фон Гогенталь, которая вышла замуж за посла в Дании Августа Пэджита, что означало, что Вэлбурга была хорошо знакома с датским двором. Она давала Викки блистательные отзывы об Александре, дочери принца Христиана. Ей было семнадцать лет, она была хороша собой. Но, к сожалению, она была из очень обедневшего семейства. Они жили в Желтом дворце в Копенгагене по милости короля Христиана.

Викки считала, что нужно устроить встречу между ними. Альберт всегда называл Викки искусным дипломатом, и я была рада воспользоваться ее советом и помощью. Когда я читала ее письма, мне казалось — я слышу голос самого Альберта.

Визит в Святую землю был намечен, но перед этим Викки пригласила Берти в Пруссию. Викки была прирожденная сваха, и она придумала, как устроить «случайную» встречу Берти с Александрой. Викки решила показать брату Шпейерский собор, к чему он отнесся без особого энтузиазма, не имея интереса к искусству. В соборе он скучно смотрел по сторонам и вдруг увидел красавицу Александру. Их представили, и, по мнению Викки, они друг другом заинтересовались. «Это первый шаг» — так отозвалась об этой встрече Викки.

Затем Берти отбыл в Иерусалим, и я знаю, он этим был очень доволен. Когда он получал от меня разрешение уехать куда-нибудь, он делал это с чувством облегчения и радости. Несмотря на то, что уже прошло время, увидев Берти, я всегда вспоминала ту роковую поездку в Кембридж, и мне кажется, что он тоже о ней не забывал.

Альберт сказал бы, что все должно идти как обычно. Я видела его во сне, и в моих снах он часто напоминал мне о моем долге. Я не снимала траура, так как знала, что это на всю жизнь.

Свадьбу Алисы назначили на июль. Прошло только семь месяцев со смерти Альберта, но я нашла, что откладывать не следует.

Алиса желала этого. Я могла ее понять. Бедная девочка была влюблена. Быть может, она хотела уйти из дома скорби. Нельзя было ожидать, что молодежь будет относиться ко всему так, как я.

Никаких празднований и ликований не ожидалось. Как мы могли вновь чему-то радоваться? Скромная свадьба Алисы состоялась в Осборне. Столовую превратили в часовню. Присутствовал и вернувшийся к тому времени Берти.

Я радовалась, что церемонию бракосочетания совершал архиепископ Йоркский. Я была к нему особенно расположена, так как за три года перед этим у него умерла жена. Мы говорили о дорогих покинувших нас любимых и о том, как мы всю жизнь будем оплакивать их.

Я была в глубоком трауре и во вдовьем чепце и представляла себе, как бы это все выглядело, если бы Альберт был жив и вел свою дочь к алтарю.

Итак, Алиса была замужем. Перед отъездом из Англии они провели краткий медовый месяц в Райде.

Моя крошка Алиса стала принцессой Гессен-Дармштадтской, и ее любящего внимания уже не будет со мной. Теперь моим утешением будут Ленхен и Луиза.

В мае я впервые посетила Балморал без Альберта. Я не представляла себе, как я буду чувствовать себя в этом месте, столь любовно созданном Альбертом для нас. Здесь все было наполнено воспоминанием. Меня встретили очень тепло и с искренним сочувствием. Эти славные люди примирились с тем, что я в трауре, и некоторые из них, такие, как Энни МакДональд, моя личная камеристка, и Джон Браун, намекали, что мне пора перестать предаваться горю и начать принимать участие в общей жизни.

К моему удивлению, в Балморале мне было лучше, чем где-либо. Шотландцы более прямые и непосредственные люди, чем те, с кем мне случалось встречаться на юге. Они говорили искренне и от души. Я уже давно это обнаружила и специально выбирала шотландцев в мой штат в Балморале. Они были менее учтивы — скорее даже грубоваты в манерах, но мне это нравилось. Особенно я симпатизировала Джону Брауну. Он был сыном фермера и до 1849 года был в числе дворовой прислуги, но вскоре я оценила его достоинства, и он стал находиться при мне постоянно. Альберт это одобрил.

Я была рада услышать, что осложнения с «Трентом» были успешно улажены. Американцы, получив дипломатически тонко составленную Альбертом ноту, согласились на просьбу британского правительства, чего они не могли бы сделать, не уронив своего достоинства, если бы была отправлена первая воинственная нота. Когда лорд Пальмерстон сообщил мне эти известия, я напомнила ему, что мирным разрешением конфликта мы были обязаны Альберту. Я рассказала ему, как Альберт, совершенно больной, настолько слабый, что едва мог держать перо, работал над этим документом. Пальмерстон согласно кивнул.

— Ваше величество, — сказал он, — такт, рассудительность и проницательность покойного принца всегда вызывали во мне неизменное безграничное восхищение.

Я печально улыбнулась. Это был один из тех моментов, когда лорд Пальмерстон мне нравился.

В Балморале я заложила монумент, в основании которого были выгравированы слова: «Светлой памяти Альберта Великого, принца-консорта от его убитой горем вдовы». На церемонии присутствовали дети, и на камне были вырезаны и их инициалы.