МОТИВ ПРЕСТУПЛЕНИЯ? КАКОЙ ОН? Этот вопрос, повисший в воздухе, надолго стал навязчивой идеей и для Колосова. Май-горское дело трудно расставалось со своей главной тайной и даже после задержания фигуранта с поличным преподносило очередные сюрпризы. Допросы Кузнецова почти не давали результатов. Он отрицал всё, все обвинения. А после вступления в дело защитника и вообще замолчал.

Катя день за днем, неделю за неделей справлялась в розыске — есть ли новости? Ждала, что же будет дальше… И вот… Она хорошо помнила тот день — была среда и за окном лил дождь словно из ведра. На пороге кабинета Колосова она столкнулась с хорошо одетым, слишком уж хорошо и дорого для этих мрачных официальных стен одетым человеком: чернявым, быстрым как ртуть, несколько суетливым. Колосов говорил с ним подчеркнуто вежливо: что его, мол, сейчас на машине сотрудники розыска доставят в областную прокуратуру и там он подтвердит следователю свои показания, в том числе и на очной ставке с обвиняемым Кузнецовым, чем очень, ну очень-очень поможет установлению истины по делу. Человек не возражал, хотя по его озабоченному лицу и было заметно, что визит в прокуратуру доставит ему мало радости.

А Катя в тот миг не обратила даже на этого свидетеля особого внимания, хотела только, чтобы он поскорее ушел. Мысли ее были заняты совсем другим. Едва лишь за собеседником Колосова закрылась дверь, она, подскочив к столу, выпалила то, что только утром пришло ей в голову и целый день— не давало покоя, хотя эта «гениальная» догадка, как Катя сама; впоследствии признала, была на уровне полного бреда.

— Никита! — пылко воскликнула Катя, созерцая начальника отдела убийств, прислонившегося спиной к сейфу в состоянии глубокой задумчивости. — Никита, я вот что подумала… а может… Кузнецов молчит потому, что он ничего не помнит? Может, он не отдавал себе отчета в своих действиях? Действовал под гипнозом! Может быть, она его и вправду околдовала, эта ведьма?

— Сядь, не шуми. — Никита отлепился от сейфа, кивнул на стул, а сам подошел к окну — во внутреннем дворике свидетеля, с которым он только что расстался, усадили в служебные «Жигули» и конвой уже открывал ворота. — Не шуми, Катя. — Он достал сигарету, щелкнул зажигалкой, прикуривая. Секунду она не видела его лица в облаке сизого дыма. А когда увидела — он был спокоен. — Все, Кать. Слышишь? ВСЕ. ФИНИТА. ТОЧКА В КОНЦЕ. И… забыл, кто из классиков говорил, что глупо быть, суеверным? Просто смешно…

— Никита, я хочу тебе сказать о…

— Помолчи. Послушай меня. Ведьма, ты говоришь… Катя, все дело в том, что с самого начала нам и пытались подсунуть в качестве главного кандидата в убийцы «май-горскую ведьму». — Колосов облокотился о стол. — Нам пытались внушить мысль; что все жертвы имеют отношение к одному человеку — Хованской. Что вокруг нее этакая роковая аура, смерть. В этом и заключался его замысел. Поэтому-то он и вынужден был совершить три убийства, а не одно-единственное, как планировал вначале.

— Он хотел убить? Кузнецов? Шурка? Кого?!

— Свою родную тетку. Александру Модестовну Чебукиани. Она и была его главной целью.

— Но вы же сами проверили! Корыстный мотив не подтвердился. Кузнецов ничего не получал после ее смерти, ни квартиры, ни особого наследства… Дача, и та наполовину принадлежала Хованской… Неужели он убивал за шесть соток земли, за эту рухлядь дачную?!

Вместо ответа Колосов положил на стол перед Катей пухлую записную книжку в черном кожаном переплете.

— Кузнецов молчал и молчит. И будет молчать, пока… А нам пришлось работать по обычному в таких случаях Плану — проверяя его связи. Абсолютно все. Во время обыска на его квартире изъяли вот это. Это его записная книжка. Начали устанавливать корреспондентов по алфавиту, по всем телефонам — кто, что, когда общались, на какой почве. Начали с буквы А. — Колосов перелистал несколько страниц. — А по истечении полутора месяцев проверок наткнулись на этот вот телефончик на букву Т — некая фирма «Тео». Видела у меня в кабинете господина с портфелем? Он, думается мне, и поставит точку в этом деле. Это коммерческий директор фирмы «Тео» Блумберг Олег Иосифович, ювелир. Через час с небольшим они встретятся с Кузнецовым на очной ставке в прокуратуре.

Катя тупо смотрела на цифры телефона, записанные четким крупным почерком. Почерком Кузнецова:

— Вся эта история, Катя, началась задолго до того, как вы с Ниной приехали в Май-Гору — в начале июня. — Колосов прикурил новую сигарету. — Кузнецов в тот момент действительно хлопотал по обмену квартиры и организации музея. Но это было не единственное дело, тесно связывающее Александру Модестовну и ее родного племянника. Было и другое общее дело у них. И именно в нем впоследствии и заключался главный мотив всех поступков Кузнецова. И это корыстный мотив. Все остальное — хладнокровно задуманная инсценировках целью отвести от себя подозрение — от себя и той главной причины, что толкала его на убийства.

— Корыстный мотив? — Катя ничего не понимала. Просто как эхо повторяла чужие слова.

— Вот именно. Муж Александры Модестовны, как ты знаешь, был известным художником, человеком небедным. Мы навели о Георгии Забелло-Чебукиани дополнительные справки. В середине восьмидесятых годов он занимался среди прочих своих работ и дизайном изделий для ювелирной промышленности. Выставки его раритетов ездили по стране, отправлялись даже за рубеж. Мы достали каталоги; там были представлены очень дорогие ювелирные изделия, авторские работы. Некоторые в духе так называемого «минимализма» — направление моды такое было в украшениях, — Колосов усмехнулся. — Броши бриллиантовые в виде булавок, броши-пуговицы, ожерелья… Украшения по эскизам Чебукиани с нашими камешками пришлись по вкусу лучшим западным домам мод. Выставки имели большой успех. А в конце 1987 года за все свои заслуги перед отечеством и к юбилею творческой деятельности Чебукиани получил Государственную премию.

Сама помнишь, что тогда с деньгами было — на глазах деревенели. Но художник хоть он и был богемой, но все же по крови был грузин, а грузины в денежных делах никогда промаха не дают. Средства у него были немалые, связи в отечественной ювелирной промышленности обширные, и вот, почуяв наступающие нестабильные времена, он решил выгодно вложить «деревянные» в самый надежный конвертат — ювелирные изделия. И не поскупился. Вот, читай, по нашему запросу справку мы получили. — Он придвинул к Кате распечатку компьютера. — Эти вещи по собственным художественным эскизам были заказаны Чебукиани на Ереванской ювелирной фабрике в июле 1989 года — впоследствии, по исполнении заказа, выкуплены им, оплачены наличными. Вот справка-перечень: бриллиантовое колье, две платиновые браслетки с сапфирами, три золотые броши в духе «минимализма», два кольца, мужской перстень-печатка с бриллиантом, две пары серег и мужские наручные часы в платиновом корпусе с бриллиантами и рубинами.

Все эти вещи, умирая, он оставил своей любимой жене Александре Модестовне Чебукиани, с условием, что она сделает все от нее зависящее по организации галереи в которой и разместится собрание картин этого великого сына искусства развитого социализма. А Александра Модестовна… — Колосов мягко прошелся по кабинету. — Она, став вдовой, в самом скором времени начала помышлять о новом браке. «Безумно», как говаривали в старину, полюбила человека значительно моложе себя — известного тебе Костика Сорокина. Она была трезвой женщиной и понимала, что без денег, без щедрости такие мезальянсы в ее возрасте при такой разнице в летах уже трудноосуществимы, Но она намеревалась сражаться за свое чувство. А средства, как видишь, у нее были. Приличные средства: по предварительной оценке специалистов из ювелирной фирмы «Тео», подтвержденной и нашей товароведческой экспертизой, ювелирные авторские изделия с клеймом Чебукиани и такими каратами тянут на сумму в пятьдесят пять тысяч долларов. Это по самым-самым скромным оценкам.