Калаат[1436], Биле (Биреджик), Самосата, а также и некоторые другие крепости»[1437]. Нур-ад-Дин не преминул воспользоваться эвакуацией армянского и франкского населения. Во время перехода из Дулука в Айнтаб его аскар атаковал колонны христиан, покидавших эдесские земли. Однако король Бодуэн III, невзирая на молодость, сумел подготовиться к нападению. Войско франков было распределено так, чтобы держать строй и, со всех сторон, окружать нонкомбатантов. Авангард, составленный из иерусалимских рыцарей, шел под началом самого короля, фланги прикрывали войска антиохийских баронов, арьергард доверен графу Раймонду II Триполийскому и коннетаблю Иерусалимского королевства — Онфри II де Торону. Невзирая на постоянные нападения и даже на то, что обоз, из-за обилия тюркских стрел, стал, по словам Гильома Тирского, «похож на дикобраза», все атаки тюркской конницы были отбиты, а христианская армия и беженцы благополучно укрылись в стенах Айнтаба. Нур-ад-Дин отвел свои войска к Азазу и Алеппо; королевская армия достигла Антиохийского княжества, где сотни латинских и армянских беженцев смогли обрести надежное убежище (некоторые, вероятно, позднее переселялись на земли Иерусалима, Триполи, в Киликию)[1438].

Так, все большее вовлечение империи в судьбы вассального графства Эдесского в итоге привело к полному переходу уцелевших земель этого франкского государства под власть ромейского василевса. При этом стоит обратить внимание еще на два исторических упоминания, относящиеся примерно к 1150 г. и свидетельствующие об интересе Ромейской державы к эдесским землям. Во-первых, речь идет о вышеуказанном ромейском участии в походе эдесских франков и армян к крепости Гаргар, имевшем место в последний год правления графа Жослена II. Во-вторых, именно к середине XII в. относятся и упоминания о появлении, после длительного перерыва, нового православного митрополита Эдессы — Иоанна[1439]. На поставление нового титулярного митрополита Эдессы (вероятно, рукоположенного и пребывавшего в Константинополе, вместе c de facto титулярным православным Патриархом Антиохии) следует обратить особое внимание, т. к. в силу хронологии упоминаний оно может быть прямо связано с имперской экспансией на землях эдесских франков и с намерением василевса восстановить на присоединенных территориях полноценную православную иерархию, чье преемство было фактически прервано на рубеже XI–XII вв.

Однако худшие предположения короля Бодуэна III и сирийских франков о судьбе новых византийских владений действительно оказались пророческими. К исходу следующего, 1151 г., все перешедшие к ромеям города графства Эдесского были завоеваны объединившими усилия армиями румского султана Масуда I, эмира Нур-ад-Дина и войсками присоединившегося к ним Тимурташа Артукида, эмира Мардина. Как повествует Михаил Сириец, когда «люди императора греков (…) утвердились в Тель-Башире, Айнтабе и Азазе, тюрки напали на них и держали в осаде. Когда же они были охвачены голодом, они мирно сдали все крепости Нур-ад-Дину, и правитель Алеппо стал властвовать в Тель-Башире, Айнтабе, Азазе и на всех землях между этими городами. Султан (Масуд I. — С. Б.) сохранил за собой Мараш, Фарзаман, Рабан, Кайсун и Бетхесни, а Кара Арслан — Бабулу, Гаргар, Гахтай и Хисн Мансур. Тимурташ, властитель Мардина, завоевал Биру (Биреджик. — С. Б.) и Самосату, Курис и Харпут. Итак, тюрки властвовали над всеми этими землями»[1440].

Гильом Тирский также оставляет описание этих завоевательных походов, причем описания эти переходят в подобие элегии по утраченным франками и ромеями землям Эдесского графства. «Нур-ад-Дин, увидев, что графство не может получить поддержки со стороны латинян и находится во власти изнеженных греков, стал совершать постоянные набеги, с которыми греки не могли справиться. В конце концов, он направил туда многочисленную армию, осадил города и, сломив сопротивление греков, завоевал всю страну в течение года. Так, страна, славившаяся силой своих рек, красотой своих лесов и пастбищ, плодородием своих земель, изобилующая всевозможными дарами, страна, предоставлявшая бенефиции для пяти сотен рыцарей, по нашим грехам была отторгнута из под нашей власти и предана в руки врага — и по сей день она остается чужой нам»[1441]. Ощущение Божией кары и катастрофы, проступающее в описаниях Гильома, вполне понятно. Одесское графство было первым из франкских государств, основанных в Заморской земле. В одном Турбесселе, бывшем, по сути дела, небольшим, заселенным преимущественно армянами укрепленном городом, франки, на протяжении своего полувекового правления, возвели латинский кафедральный собор, госпиталь ордена Св. Иоанна, церковь Св. Романа[1442]. Нельзя не отметить, что, отдавая должное слабости «изнеженным грекам», Гильом все же считает потерю первого государства крестоносцев, земли, служившей домом для трех латинских епархий и 500 рыцарей, плодом грехов своих же собратьев латинян.

Кратковременная оккупация территории графства Эдесского, обернувшаяся для ромеев лишь потерями в живой силе, экономических ресурсах и общем престиже, несомненно, сыграла важную роль в формировании восточной политики Мануила I Комнина. К сожалению, в большинстве монографий и публикаций, посвященных греко-латинским отношениям эпохи крестовых походов и внешней политике династии Комнинов, этой неудачной попытке присоединения эдесских земель уделяется слишком мало внимания. Значимое исключение составляет работа В.П. Степаненко «Византия и гибель графства Эдесского (1150 г.)»[1443]. Между тем, этот печальный опыт наглядно продемонстрировал тщетность византийских попыток удержать восточные территории, без поддержки сирийских франков и армянского населения. На протяжении последующих 29 лет своего правления император Мануил I Комнин не предпринял более ни одной попытки отвоевать или выкупить какие-либо города или территории Латинского Востока.

III. Великий восточный поход императора Мануила I Комнина (1158–1159 гг.)

Возвращение Киликии; ромейское завоевание киликийских земель и государства Рубенидов (1158 г.)

Поворотным этапом в отношениях между комниновской империей и государствами крестоносцев стал 1158 г., когда василевс Мануил I Комнин лично возглавил великий восточный поход ромейских армий, направленный против княжества Антиохийского и возродившегося киликийского государства Рубенидов[1444]. Мануил был полон решимости покарать князя Рено де Шатильона и Тороса II Рубенида за разорение Кипра, положить конец нападениям на ближневосточные земли империи и восстановить ромейское господство над Киликией и северной Сирией[1445]. Как и во время первого ближневосточного похода императора Иоанна II, в котором Мануил принимал участие, сопровождая своего отца, первый удар ромейских войск пришелся по Киликийской Армении. Вторжение ромейской армии и тем более — личное прибытие императора, шедшего в авангарде, во главе отряда из 500 тяжеловооруженных всадников, застало князя Тороса II врасплох[1446].

Иоанн Киннам говорит о том, что весть о начавшемся вторжении Торосу II принес латинский пилигрим, совершавший путешествие через Киликию и гостивший при дворе Рубенида[1447]. Будучи не в силах собрать войска и оказать организованное сопротивление, Торос II бежал в высокогорья Тавра. Согласно хронике Смбата Спарапета, «В 608 году армянского летоисчисления (т. е. в 1159 г.) император Кир Мануил собрал армию,