Павел Степанович Нахимов окончил свое земное поприще и полетел рассказывать адмиралам Лазареву, Корнилову и Истомину об осаде дорогого им Севастополя.

Тотчас же отслужили панихиду, потом отпели, потом отвезли его в 4 часа в его квартиру.

Последний переезд его через бухту был торжественен; его поставили на кожуховую лодку, буксируемую катерами, ветер засвежел, как бы посылая прощальный поцелуй, враги провожали ядрами, а русские эскадры приспустили флаги…

Похороны Нахимова

1 июля, пятница, 270-й день бомбардирования, 292-й день осады, 303-й день высадки в Крым. В 6 часов, после обеда, со всех мест обороны съехались начальствующие лица отдать последний долг… Мы вынесли гроб из квартиры, предшествуемый тремя адмиральскими флагами, и понесли его в церковь между двумя батальонами армейскими и флотскими, составленными от всех бастионов и батарей и судов флота, по ту сторону церкви стояло шесть орудий.

По окончании панихиды дозволено было всем матросам батальона проститься с адмиралом. Замечательно, что многие солдаты пожелали проститься. В 8 часов мы подняли прах Павла Степановича, чтобы отнести его на место упокоения, рядом с Михаилом Петровичем. Вся дорога, весь подъем был унизан провожающими; многие ожидали, что неприятель откроет канонаду по площади, но, однако, он вел себя прилично, даже разнесся слух во время погребения, что будто английские корабли приспустили флаги, но, оказалось, несправедлив. Гроб опустили, батальоны и артиллерия сделали обычные залпы, и толпы начали расходиться.

И так Синопский герой, мужественный защитник Севастополя, ученик адмирала Лазарева, третий лейтенант «Азова» в Наварине, окончил свое трудовое поприще…

Из записки профессора X. Я. Гюббенета о ранении и смерти П. С. Нахимова

П. С. Нахимов, 28 июня около 7 часов вечера на Малаховом кургане раненный в голову штуцерною пулею, был немедленно перевезен через бухту в морской госпиталь на Северной стороне. Первое пособие было ему подано морскими медиками: оно состояло в соединении обоих отверстий раны, извлечении из нее осколков кости, очищении от крови, прикрытии раны корпиею, намоченною Aq. Haemostatica Нелюбина, и наложении повязки.

Прибыв с Южной стороны Севастополя в 9 часу вечера, я нашел больного в следующем состоянии: он был совершенно бледен и, по-видимому, без всякого самосознания, не владел языком и лежал на спине, склонившись несколько на правый бок. Правые конечности оказались бездейственными, левою же рукою он постоянно хватался за рану.

Левый глаз закрыт верхним веком, посиневшим несколько от подтека, а правый вскрывался от времени до времени; рот был полуоткрыт и левый угол его несколько приподнят. Во взоре больного выражалось еще несколько следов самосознания, которое, однако же, не обнаруживалось никакими знаками, ни движениями. На правой руке пульс был мал, 60 ударов, на левой несколько полнее. Дыхание редкое, но ровно и спокойно.

По снятии перевязки оказалось, что рана начиналась от левого бугра лобной кости на один дюйм выше левого глазного края и, простираясь горизонтально назад по краю левой височной и теменной кости, оканчивалась на один дюйм выше левого уха. Все протяжение раны занимало в длину шесть, а ширину два поперечные пальца.

Пуля прошла спереди назад; отверстие входа свободно пропускало указательный палец и было меньше отверстия выхода. По вскрытии раны чрез соединение обоих отверстий прежде моего прибытия извлечены были из раны 18 осколков раздробленной кости (10 больших и 8 мелких).

Во время самой операции, как передали мне морские медики, больной изредка стонал и подносил левую руку к ране; кровоточение при этом, вначале довольно обильное, скоро остановилось.

По снятии первой повязки я покрыл рану одною лишь корпиею и назначил холодные примочки на время, пока принесут лед.

В 10-м часу вечера пульс начал возвышаться и доходил до 75 в минуту, дыханий около 30 в минуту. В 11-м часу пульс 85, дыханий 30 в минуту. В 12 часов пульс 100, дыханий 35. Больному от времени до времени давали по чайной ложечке холодной воды, которую он глотал с большим трудом.

В это время явилась небольшая испарина и движения левою рукою сделались чаще; больной по-прежнему лежал на спине, приклонившись на правый бок.

В исходе 1-го часа пульс упал на 80 ударов в минуту, дыхание на 32, конечности холоднее, правая рука неподвижна, левая постоянно протягивается к голове.

В 6 часов утра 29 июня пульс 76, дыхание 24 в минуту, больной начал открывать глаза и левую руку чаще проводить к ране. Когда ему мешали в этом, то он едва внятным голосом, по донесению дежурного медика, раз проговорил: «Эх, Боже мой, что за вздор!»

До 9 часов утра не обнаруживалось никакой перемены. Теперь я велел сделать больному обливание головы холодной водою с известной высоты. Но обливания эти, несколько раз повторенные, не обнаружили в это время непосредственной реакции.

Спустя лишь 1/2 часа больной стал чаще открывать глаза и пополудни движением левой руки, казалось, давал знак, чтобы ему дали одеться, и потом немного посидел.

В 6-м часу вечера эти следы самосознания совершенно исчезли; больной спал и дышал довольно спокойно.

Когда он проснулся, час спустя, я велел опять повторить довольно продолжительные холодные обливания, но действие их было не весьма значительно; пульс ускорился от 60 до 75 и стал несколько полнее: он открывал несколько раз глаза, но сознание не пробудилось. Корпия на ране была переменена. До 9 часов больной часто переворачивался, сколько ему это позволяло ограниченное владение членами, то на бок, то на спину, брался постоянно за голову и несколько раз покашливал.

При посещении моем в 12-м часу ночи я застал больного лежащего неподвижно, со значительным хрипящим и поверхностным, более брюшным дыханием (resp. Abdominalis). Пульс на обеих руках весьма слаб и мал (начало агонии).

30 июня с 2 часов пополудни пульс, до того времени нитеобразный, то исчезает, то появляется снова; дыхание такое же, как с полуночи, сделалось только чаще, пальцы и подошвы ног холодны.

В 4 часа утра пульс стал опять несколько полнее, но сделался весьма частым.

В 6 часов судороги продолжались две минуты, пульс исчез почти совершенно при постоянном подергивании сгибательных мышц руки.

В 8 часов утра больной успокоился, но дыхание по-прежнему ускоренное, поверхностное, а пульс едва слышен; это состояние продолжалось до 10, с которого времени дыхание стало более и более затрудняться.

В 10 1/2 дыхание появлялось только чрез каждые 1/4 минуты и в 11 часов и 5 минут больной совершил последнее дыхание.

Из приказания по Севастопольскому гарнизону об организации похорон П. С. Нахимова