Так что — Русская Америка становилась нам ненужной? Ну, во-первых, при устранении браконьерства можно было поднять и пушной доход.

И ведь было же у этих земель еще и геополитическое значение! Еще 30 ноября 1833 года Пушкин сделал в своем дневнике запись о разговоре с секретарем английского посольства Блаем. Они рассматривали карту постепенного распространения России, и Блай, не стерпев, раздраженно бросил: «Долго ли вам распространяться? Ваш флот — игрушка! Ваше место в Азии, там вы совершите достойный подвиг цивилизации…»

Да, картину Блай наблюдал, для британского глаза нестерпимую… Русский флаг — и на Тихом океане.

Вот и недоброй памяти француз — маркиз Астольф де Кюстин, автор подлого (но как часто, увы, и верного) пасквиля «La Russie en 1839», глядя на российских государственных курьеров, со злостью написал: «Эти фельдъегеря, которые на моих глазах ежедневно мчатся по всем направлениям в пышной столице, вызывают во мне представление о тех пустынях (н-да. —С.К.), куда они направляются. Я мысленно следую за ними в Сибирь, на Камчатку, к Великой Китайской стене, в Лапландию, к Ледовитому океану, на Новую Землю, в Персию, на Кавказ».

Вот же — Новую Землю маркиз-мизантроп не забыл помянуть, хотя там тогда курьеры были ни к чему — разве что белым медведям депеши доставлять… А вот на Ново-Архангельске его заколодило… Даже мысль о том, что русские фельдъегеря везут русские указы в Русскую Америку, была для этого откровенного ненавистника России невыносимой…

А РУССКАЯ Америка все еще была русской. Хотя во время Крымской войны уже прозвенел первый полуофициальный звонок— Российско-Американской компанией и Компанией Гудзонова залива было заключено соглашение о взаимной «нейтрализации» владений на три года, хотя у КГЗ на северо-западе Америки и владений-то, собственно, не было.

А с подачи ставшего в марте 1854 года русским поверенным в делах в Вашингтоне Эдуарда Стекля была даже почти совершена фиктивная продажа всего имущества, промыслов и привилегий РАК на территории Русской Америки за 7 миллионов 600 тысяч долларов некой «Американо-русской торговой компании» в Сан-Франциско…

Запомним эту цифру, в которую была оценена, собственно, сама Компания, а не русские владения как таковые.

Газеты в Штатах начали рассуждения на тот счет, что царю, мол, лучше уступить Ново-Архангельск янки, чем согласиться на захват его англичанами.

А Стекль утверждал, что именно эти слухи удержали англичан от враждебных действий против русских поселений.

Н-да.

А вот мне кажется, что не так уж много было у англичан в высоких широтах сил, чтобы, получив по зубам в Петропавловске, рисковать еще в районе архипелага Александра.

Впрочем, ко времени Крымской войны относится и первый официальный зондаж США относительно продажи Россией своих американских колоний.

Заметим, что тогда речь шла лишь о непосредственно американских материковых землях. Но все еще было впереди…

Русской Америке предстояло мутное и темное последнее десятилетие…

18 ФЕВРАЛЯ (2 марта) 1855 года в Петербурге скончался Николай Первый…

Федор Иванович Тютчев сложил ему невеселую, не во всем справедливую, но исторически, в общем-то, верную эпитафию:

Не Богу ты служил и не России,

Служил лишь суете своей,

И все дела твои, и добрые, и злые, —

Все было ложь в тебе, все призраки пустые:

Ты был не царь, а лицедей.

Николай был человеком незаурядным — кто будет спорить. Однако наиболее незаурядной его чертой была, пожалуй, ограниченность, органическая непытливость натуры.

Конечно, в своей внешней политике ошибался не он один — тот же Тютчев был в «восточном вопросе» не реалистичнее царя и, например, 1 марта 1850 года писал:

И своды древние Софии,

В возобновленной Византии,

Вновь осенят Христов алтарь.

Пади пред ним, о царь России, —

И встань как всеславянский царь!

Но мысливший в чисто европейских масштабах и категориях Тютчев не был самодержцем всероссийским. А ведь это было, если вдуматься, чертовски интересным и захватывающим делом — стоять во главе России. Петр на этом месте вон ведь чего наворочал!

Но у Николая Павловича (хоть он и очень хотел походить на Петра) и на кроху не было государственной дерзости Петра Алексеевича…

Да, напраслины на Николая возводили немало… Вот о чем сообщил в своих мемуарах великий князь Александр Михайлович, которому я верю: «Лев Толстой специализировался в разоблачениях «жестокостей» императора Николая I. Однажды мой брат Николай Михайлович, историк, в длинном, строго обоснованном и учтивом письме указал Толстому на неосновательность его… обвинений. И получил из Ясной Поляны курьезный ответ: Толстой признавал свое «глубочайшее уважение пред патриотической политикой» на-

шего деда и благодарил брата за «интересные исторические сведения». А тем временем никто не мешал продаже памфлета Толстого…»

Но ведь и Тарас Шевченко был прав, когда говорил о «неудобозабываемом Тормозе»…

И Тютчев ведь не зря писал, что «подавление мысли было в течение многих лет руководящим принципом правительства»…

А результатом «патриотической политики» стал Парижский мир 1856 года.

Николай основал Пулковскую обсерваторию и провел ряд мер по государственной поддержке науки и инженерного образования, но его царствование не стало «звездной порой» ни русской науки, ни русской промышленности.

Николай как-то обронил: «Мне не нужно ученых голов, мне нужно верноподданных». А в результате дипломат Тютчев писал 23 июля 1854 года своей второй жене (первая умерла) Эрнестине Тютчевой, что если бы он не был «так нищ», то открыто порвал бы с министерством, «этим скопищем кретинов, которые наперекор всему и на развалинах мира, рухнувшего под тяжестью их глупости, осуждены жить и умереть в полнейшей безнаказанности своего кретинизма».

Но Николай уходил в прошлое. А российский трон занял его сын Александр Второй.

15 апреля 1856 года ушел Нессельроде и его должность заступил пятидесятивосьмилетний Александр Михайлович Горчаков.

Изменило ли это что-либо по существу?

Не сказал бы…

Нессельроде открыто ориентировался на Австрию. Горчаков был склонен к ориентации на Францию.

А вот к ориентации на Россию в высших столичных «государственных» кругах не склонен был уже практически никто…

И 22 марта (3 апреля) 1857 года в письме из Ниццы на имя нового министра иностранных дел Горчакова брат нового императора великий князь Константин Николаевич впервые запустил в оборот идею продажи завоеваний Чирикова и Сарычева, Измайлова и Толстых, Шелихова и Баранова… Запустил на высшем «государственном» уровне…

Я еще не раз упомяну и процитирую этот документ подлого августейшего неверия в силы России, а сейчас просто сообщу, что к тому времени янки не сдерживались уже даже в исконных русских водах.