– Тебя попросили представить вещественные доказательства наличия упомянутого ранее загово́ра.

Лехустер переводил взгляд с одного лица на другое. Каждый из чародеев высовывал кончик языка и тут же прятал его в рот.

– Увы! – вздохнул Лехустер. – Боюсь, мне придется воспользоваться другим случаем, для того чтобы закончить свои показания.

Зал взорвался сумятицей искристых огней и завываний. Когда снова наступило спокойствие, Лехустер исчез.

3

Ночь спустилась на Верхние и Нижние Луга. В лаборатории Риальто в Фалу́ Ильдефонс принял из рук хозяина усадьбы стаканчик аквавита и устроился в кожаном шезлонге.

Несколько минут два чародея с подозрением поглядывали друг на друга, после чего Ильдефонс глубоко вздохнул:

– Двум старым друзьям приходится удостовериться в том, что они – действительно они, прежде чем сесть и поговорить без обиняков. Печальный случай!

– Прежде всего – самое важное, – отозвался Риальто. – Нужно окружить помещение охранной сетью, чтобы никто не подслушивал и не подглядывал… Вот так! А теперь перейдем к делу. Мне удалось избегнуть сглаза; остается только доказать, что вы сами не подвергаетесь преобразованию.

– Не спешите! – возразил Ильдефонс. – Испытание должны пройти мы оба. Взаимное доверие не может опираться на одну ногу.

Риальто уныло пожал плечами:

– Как вам угодно – хотя проверка как таковая не способствует сохранению достоинства.

– Неважно – она необходима!

Два чародея прошли испытание, и результаты удовлетворили обоих. Ильдефонс сказал:

– Откровенно говоря, я слегка встревожился, когда заметил у вас на столе «Изречения и догматы» Каланктуса.

Риальто произнес доверительным тоном:

– Когда я встретил Ллорио в лесу, она самым настойчивым образом пыталась воспламенить мое воображение своей красотой. Галантность не позволяет мне вдаваться в подробности, но я сразу распознал ее, и даже мое общеизвестное тщеславие не позволяло мне представить ее в роли охваченной страстью нимфоманки – только столкнув меня в пруд, она смогла отвлечь мое внимание, чтобы напустить на меня сглаз. Вернувшись в Фалу́, я применил все терапевтические процедуры, предписанные Каланктусом, и таким образом избавился от загово́ра.

Ильдефонс поднял стаканчик к губам и залпом опорожнил его.

– Она явилась и передо мной – на возвышенном уровне. Я встретился с ней во сне наяву, на обширной равнине, размеченной координатной сеткой искаженных абстрактных перспектив. Она стояла на кажущемся расстоянии, в пятидесяти метрах, излучая серебристо-бледную красоту, по-видимому, предназначенную для того, чтобы меня обворожить. При этом она казалась мне высокой – очень высокой, словно я смотрел на нее вверх, как ребенок. Психологическая уловка, разумеется, заставившая меня улыбнуться.

Я обратился к ней прямо и откровенно: «Ллорио-Мюрте, я хорошо тебя вижу – тебе вовсе не обязательно увеличиваться в размерах».

Она ответила достаточно вежливо: «Ильдефонс, не беспокойся о моих размерах. Значение моих слов не изменится от того, как я буду их произносить, свысока или из-под земли».

«Все это прекрасно и замечательно, но зачем рисковать головокружением? Твои естественные пропорции, несомненно, радуют глаз гораздо больше. Я различаю каждую пору на твоем носу. Тем не менее все это неважно – какая разница? Зачем ты забрела в мои думы?»

«Ильдефонс, ты – мудрейший из ныне живущих мужчин. Лучше поздно, чем никогда! Женщины все еще могут преобразовать Вселенную! Прежде всего я сделаю вылазку на Садаль-Сууд, чтобы возродить древнюю мечту человечества под Семнадцатью Лунами. Твое доброжелательное влияние, твои доблесть и величие во многом способствовали бы той функции, которую тебе придется выполнять».

Мне не понравилось направление ее мыслей. Я сказал: «Ллорио, ты – женщина невыразимой красоты, но тебе, на мой взгляд, не хватает той провокационной теплоты, которая привлекает мужчину к женщине и служит катализатором внешней привлекательности».

Мюрте сухо ответила: «Упомянутое тобой качество – унизительная похотливость; к счастью, она давно устарела. Что же касается невыразимой красоты, это апофеозное качество генерируется торжествующей внутренней гармонией женской души, которую ты, со свойственной мужскому восприятию грубостью, способен ощущать лишь как приятные для глаз очертания фигуры».

Я отозвался со свойственным мне тактом: «Каким бы грубым ни было мое восприятие, меня вполне удовлетворяет то, что я вижу, и прежде чем совершать вылазки на далекие планеты, давай торжествующе промаршируем в мою спальню в Бумергарте, она неподалеку, где мы сможем продемонстрировать друг другу все наши достоинства. Пойдем! Снизойди до естественных размеров, чтобы я мог взять тебя за руку. В том виде, в каком ты явилась передо мной сейчас, мне будет очень неудобно к тебе приспособиться, не говоря уже о том, что под твоим великанским весом рухнет кровать. По сути дела, в такой ситуации ни один из нас даже не заметит совокупление».

Ллорио презрительно обронила: «Ильдефонс, ты – отвратительный дряхлый сатир. Теперь мне ясно, что я ошиблась в оценке твоих полезных качеств. Тем не менее ты обязан служить нашему делу с полной отдачей, и никак иначе!»

Она величаво удалилась в эксцентрические изгибы перспектив и с каждым шагом, казалось, становилась все меньше – либо в связи с увеличением расстояния, либо вследствие фактического сокращения ее размеров. Она шла задумчиво – походкой, которую почти можно было бы истолковать как приглашающую. Я поддался внезапному порыву и последовал за ней – сначала размеренным шагом, затем все быстрее и быстрее, пока не помчался прыжками, но в конце концов выдохся и упал. Ллорио обернулась и сказала: «Видишь? Вульгарность характера заставляет тебя забыть о достоинстве, как последнего глупца!»

Она сделала быстрый жест рукой, напустив на меня сглаз, угодивший мне прямо в лоб: «А теперь я разрешаю тебе вернуться в свою усадьбу». И с этими словами исчезла.

Я проснулся на койке в лаборатории, тут же обратился к сборнику трудов Каланктуса и применил в полной мере все рекомендованные им профилактические процедуры.

– В высшей степени любопытно! – пробормотал Риальто. – Хотел бы я знать, как Каланктус с ней справился?

– Так же, как надлежит действовать и нам. Он сформировал группу надежных и неутомимых союзников.

– Вот именно, но где и как это сделать? Занзеля уже сглазили, причем явно не его одного.

– Принесите дальноскоп – убедимся в наших потерях, как это ни прискорбно. Может быть, кого-то еще можно спасти.

Риальто выкатил древний инкрустированный табурет с резными ножками на колесиках, навощенный столько раз, что он почти полностью почернел.

– На кого вы желаете взглянуть в первую очередь?

– Попробуйте сфокусировать прибор на стойком, хотя и довольно-таки загадочном Гильгаде. Он человек проницательный, его трудно провести на мякине.

– Вас может ожидать разочарование, – предупредил Риальто. – Когда я взглянул на него в последний раз, на конклаве, частым движениям его языка могла бы позавидовать почуявшая добычу