Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Образ растаял, слился с окружающей темнотой, которая сгущалась все больше и больше. Сьюзен попыталась удержать его, но вмешалась боль – колющее ощущение в животе, усиливающееся с каждой секундой. Эта боль отличалась от тех, которые были у нее раньше. Ее можно было терпеть. Она была неприятной, но ее можно было терпеть.
По ее телу прошла волна дрожи.
Она увидела валящегося на землю Майлза Ванроу с торчащей из глаза антенной сотового телефона. Кровь течет из глазницы, рот перекошен.
Сьюзен покрылась потом, вызванным страхом.
Она бежала. Она убегала.
Господи. Она что, выколола ему глаз?
Как он нашел ее? Откуда он узнал, что она здесь? Джон. Это Джон им сказал. Джон позвонил ее родителям и каким-то образом вытянул у них правду. И сказал Ванроу. Значит, мистер Сароцини тоже знает, что она здесь.
Темноту рассеяло красное свечение, пробивающееся сквозь сомкнутые веки. Она открыла глаза и обнаружила, что лежит на спине и видит белый потолок и трубу с форсунками системы пожаротушения. В поле зрения вплыло лицо: незнакомая женщина в белом халате, с высокими скулами, приятным лицом и короткими светлыми волосами. Она улыбалась. Сьюзен посмотрела на нее расфокусированным взглядом.
– Поздравляю вас, Сьюзен! У вас девочка!
Сьюзен непонимающе смотрела на нее.
– Ваш ребенок, – сказала медсестра. – У вас девочка!
Мышление Сьюзен включилось от слова «ребенок». Ребенок.
– Девочка? – растерянно переспросила Сьюзен. Малыш был мальчиком, она была уверена, что Малыш был мальчиком. – Где… где… она? Можно мне… – Затем, когда память вернулась полностью, ее охватило лихорадочное беспокойство. – Кейси? Как Кейси?
Мимолетное колебание.
– Кейси?
– Моя сестра. Где я?
– Вы в клинике «Кипарисовые сады».
– Моя сестра Кейси. Как она?
На этот раз широкая улыбка.
– Кейси Корриган?
Сьюзен кивнула.
– В крыле «Лагуна»? Она ваша сестра? Очень красивая девушка!
Сьюзен почувствовала облегчение. С Кейси все было хорошо, это было видно по улыбке медсестры.
– Как вы себя чувствуете?
А как же Ванроу? Может, это был сон? Почему женщина ничего не говорит о Ванроу? Наверное, и вправду ее мучил дурной сон.
– Вам, наверное, сейчас немного больно?
Сьюзен задумалась. Она чувствовала слабость, мысли в голове путались. Ей было неудобно лежать на спине – из-за этого болел живот. Она описала свое состояние медсестре.
– Легкая болезненность тканей живота неизбежна. Я введу вам обезболивающее.
– Мой ребенок… я думала, у меня будет мальчик.
– Многих женщин это застает врасплох. Многие женщины думают, что родят мальчика, а потом рождается девочка. Она настоящая красавица.
Они ей лгали. Она родила мальчика, и они забрали его.
– Могу я сесть?
– Лучше отдохните еще немного, чтобы полностью отойти от наркоза, а затем я велю отвезти вас в вашу палату и принесу вам вашу дочь.
Дочь. Сьюзен нравилось это слово: оно вызывало у нее чувство гордости. Она почувствовала легкий укол в бедро. Боль ослабела, но не ушла совсем. Сквозь туман в голове пронеслась мысль: дочь.
«Ваш ребенок. У вас девочка!»
Малыш был мальчиком.
Как только в голове у нее несколько прояснилось, страх усилился. А что, если ей покажут не ее ребенка, а какого-нибудь другого? Если они ее обманут? Откуда ей знать? Откуда ей знать, что мистер Сароцини не забрал ребенка? Они могут принести его в жертву уже сегодня. Это может происходить и прямо сейчас. Она читала, что новорожденные младенцы обладают огромной ценностью для темных ритуалов, поскольку невинны.
Она убегала. Они догнали ее. Она ткнула Ванроу сотовым телефоном в глаз.
Ну и что. Он один из них. Он это заслужил.
Она попробовала сесть и тут же упала обратно на постель, вскрикнув от резкой боли – живот будто разодрали. Она повернула голову налево, затем направо и увидела капельницу, медицинскую аппаратуру, голые стены. Часы показывали 7:10. Она поискала глазами звонок, телефон, но ничего похожего в пределах досягаемости не было.
Она лежала не шевелясь. В голове прояснялось. Она думала о ребенке, о том, что произошло с Кейси прошлой ночью. О Ванроу. Разъединенная трубка подачи воздуха. Как? Как это могло произойти? Может быть, соединитель не выдержал давления? Почему там никого не было? А если бы она не приехала, тогда бы… тогда бы?..
Она вспоминала, что произошло. Боль. Медсестра. Ванроу. Она убегала. Полицейский в патрульной машине. То ли реальность, то ли бред.
Скорее всего, мне это приснилось.
Наконец, спустя целую вечность – хотя часы ясно показывали, что прошло всего двадцать минут, – вернулась медсестра с двумя санитарами. Они отвезли Сьюзен в ее палату и переложили на койку.
Ей разрешили сесть и подсунули под спину подушки. Вокруг громоздилось несметное количество врачебных предметов: медицинских приборов, стоек под капельницу, насосов, целая батарея мигающих и мерцающих циферблатов и дисплеев. Сьюзен поставили капельницу, паховый дренаж и катетер.
Пришпиленный к отвороту халата медсестры бейдж утверждал, что ее зовут Грета Дюфорс. Она улыбалась. (Сьюзен стало интересно, способно ли это лицо на другое выражение.) Сестра сказала, что сейчас принесет новорожденную.
Рядом с койкой Сьюзен стояла детская кроватка, застеленная розовой простыней под розовым же одеялом. Из окна палаты открывался вид на каньон. Здесь был большой телевизор, два кресла, ваза с цветами, яркие современные картины на стенах. Приоткрытая дверь вела в ванную. Но телефона нигде видно не было.
Сьюзен услышала детский плач, затем сюсюкающая Грета Дюфорс внесла в палату младенца в розовой рубашечке и пеленке. Младенец ревел, сморщив казавшееся резиновым личико.
– Вот мы и пришли! – сказала медсестра. – Это твоя мамочка!
Сьюзен посмотрела на это крохотное существо, двигающее маленькими ручками и ножками, и ее подозрения испарились. Девочка выглядела такой беспомощной, такой испуганной и растерянной.
Такой красивой.
Непроизвольно Сьюзен вытянула руки и приняла маленький сверток. В нем заключалось все, зачем она жила. Едва только она взяла девочку, изумившись, какая она необыкновенно красивая, почувствовав под руками движения крохотного тела, как сразу поняла, что это Малыш. Она носила под сердцем именно этого ребенка, и никакого другого. Она поцеловала дочь в головку и сказала:
– Здравствуй, моя милая! Ну что ты плачешь, не плачь!
Ребенок перестал плакать и удовлетворенно гукнул.